вверху, небо внизу. Звезды вверху, звезды внизу…
Их света хватало, чтобы мы могли различать друг друга во тьме.
Ма посмотрела на меня:
— Гостиница закрывается в час… Успеем?
Я кивнул, и мы поплыли к берегу на оранжевый свет газовых фонарей, дрожащий отсветами на воде.
Набережная была пуста, город словно вымер. Черными призраками во мгле у причалов стояли корабли.
Мы выбрались на берег, а затем на галечный пляж.
Ма ушла за скалу и через минуту вернулась, на ходу застегивая пуговицы. Я как раз попал ногой во вторую штанину. Глянул на нее и чуть не завалился вбок. Она поймала меня за локоть, и я натянул джинсы, накинул на мокрое тело рубашку. Присел, шнуруя кеды.
Ма собрала волосы в пучок, взяла с камня подарок Аманды.
И сказала:
— Летим?
Я огляделся вокруг.
В домах не светилось ни одного окна. Воздух, как и черная вода, стоял без движения. В божественной пустоте и молчании.
Я взял Ма за руку, и мы поднялись в небеса.
Нас ждал ночной полет.
#
День Второй. Сцена 14–15
14.
Мы летели над облаками, повернувшись к ним спиной, глядя на сияющие звезды, рассыпанные в пустоте. За всю дорогу не произнесли ни слова.
В городе спустились к земле и полетели над крышами и ночными улицами, рассматривая полуночных прохожих, подсветку городского собора, арочного моста и музеев. Лишь Лестница Богов не была освещена, она уходила в ночное небо, теряясь в кромешной мгле.
Облетели памятник на площади.
Свет прожекторов делал скульптуру величественным и грозным демоном.
На лицевой стороне постамента светильники выхватывали из темноты рельефные буквы общего языка: ENO. Что в переводе на язык живых означало «Единственный». В других значениях слова были: «один», «одинокий», «первый».
Мы пролетели над спящим парком, мимо колеса обозрения. Над мостом через каньон, и самим каньоном, мрачным и черным. Свет прожекторов не достигал его дна, рассеивался на полпути вниз.
И отправились дальше.
Гостиницу легко было отыскать в ночи по светящимся цепочками окон. С высоты она выглядела спрутом, запустившим щупальца в спящие кварталы.
Нам нужен был главный вестибюль. Центр спрута.
И мы летели к нему…
— Как мы найдем твой номер? — спросил я, когда мы уже приблизились центральному входу гостиницы.
— Просто… Я оставила окно открытым.
Мы медленно летели мимо окон третьего этажа.
— Это оно, — сказала Ма.
Я толкнул створку, мы соскочили с подоконника и оказались внутри.
Ма зажгла свет.
В комнате, в гостиной, в прихожей у входной двери. Номер был точно такой же как у нас с Ильей, только с одной спальной.
Коробки Ма так и стояли неразобранными.
Она прошла в столовую, включила лампу и подняла колпак на подносе.
— Похоже, лосось… — Ма наклонилась, вдыхая запах. — И ягодный торт. Хочешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо…
— Да, пожалуй, уже поздно, — согласилась она и вернула колпак на место.
Ее взгляд упал на «Вестник Снов» с моей перекошенной физиономией. На таком же мы с Ильей ставили утром автографы.
— А это шедеврально! «Вас я убью первым»… — Ма постучала пальцем по снимку. — Отличный кадр, фотограф просто душка.
И без всякого перехода сменила тему.
— Что сегодня было на балу? Что за внезапный приступ гуманизма?
Я догадался, что она имеет ввиду мою сдержанную реакцию на близнецов. Но я сам до конца не понимал причины. Просто чувствовал, что за этим стоит нечто-то большее…
И сказал:
— В нашем дворе обитала компания, которая… Иногда здорово досаждала. Называли себя «санитары леса». Они «волки», а остальные «законная добыча», и должны страдать.
— Ты поэтому пощадил их?
— Долго рассказывать… — я попытался уклониться от разговора. — Просто знакомый сценарий.
— Я не спешу, — заинтриговано произнесла она. — Колись, что за сценарий? Мне дико интересно.
— Ладно… — вздохнул я и рассказал Ма о «санитарах».
У нашей дворовой шпаны было несколько схем, по которым они раскручивали новеньких «буратин» на роль жертвы.
— Деньги? — с лёгким удивлением спросила Ма, и я отрицательно покачал ладонью.
— Нет, что ты…
Один из сценариев заключался в резком выпаде рукой к лицу ничего не подозревающей жертвы с одновременным хлопком другой рукой или ногой.
Жертва смешно вздрагивала.
Дергалась, отклоняя голову назад. Роняя портфель с учебниками, или сумку с продуктами. Тогда следовало продолжение: подсечка, удар ногой в живот, рукой в голову. Или просто коленом в пах…
Били не сильно. Главным было унижение.
Иногда жертва теряла рассудок и бросалась в бой. И тогда ее сбивали с ног и, смеясь, пинали уже по-настоящему. Под язвительные нравоучения.
Я испытал на себе разные варианты.
В конце-концов мне все порядком надоело, и я бил первым, чтобы все поскорее закончилось… Можно было не реагировать на провокации. Но тут не угадаешь… Иногда у «волков» просто было плохое настроение.
Через год, я мог постоять за себя, и ко мне почти не цеплялись.
Но обломались «санитары» на флейтисте.
Худой парень с длинными волосами, который тихо дудел в клубе с симфонистами, выглядел идеальной жертвой.
Волки отобрали инструмент и опустили в урну, сшибли с ног в грязный снег.
Флейтист поднялся, откинул с лица волосы и сыграл партию. Я видел, как он положил «волков» штабелями, а звери поменьше разбежались в разные стороны.
Флейтист подмигнул мне и пошел дудеть.
Ма рассмеялась чистым и легким смехом, запрокинув голову к потолку.
— Он дал мне урок… — сказал я. — Не сдаваться. Подниматься и продолжать.
Ма стала серьезной:
— Тебе от них часто…
Она хотела сказать «доставалось».
— Бывало, — сказал я.
И признался с улыбкой:
— Часто… Я был домашним ребенком, драки видел только в кино. Когда построили новый дом, и появилась «санитары», они заинтересовались мальчиком и его гитарой.
— И долго… это продолжалось?
— Пока не перестал бояться.
— А ты боялся?… — тихо спросила она. — А где были мы?
— Конечно, боялся. До ужаса… Внутри все противно обмирало.
Посмотрел на нее.
— Вначале было нормально. Подошли познакомиться, попросили гитару показать. Поиграли вместе. А на следующий день… Попался на такой же трюк. Синяки — ладно. Разбили инструмент, изваляли в грязи. Мама плакала… И после этого началось. Почти каждый раз.
Ма взяла своей ладонью мою и снова спросила:
— А где были мы?
— Вас не было… — сказал я. — На первой Земле мы не были знакомы.
Ма молча смотрела на меня.
Потом спросила.
— Сколько их всего было? Версий Земли.
— Я жил на тринадцати, но их больше… Впервые мы познакомились на третьей. Мы всегда жили в одном дворе, в одних и тех же домах. Квартиры иногда выпадали разные… Судьбы разные.
Я замолчал, не
