не используется? – уточнил Ривейро, пока они поднимались по лестнице.
– Нет, обычно только летом, и здесь живут одни студенты, а преподавателей мы размещаем во дворце Ла-Магдалена. Но там сейчас ремонт, а здесь пустует больше пятидесяти двухместных комнат, так что…
– Понятно, – кивнула Валентина. – Если не ошибаюсь, Ванда Карсавина жила с соседкой?
– Да, все верно, с преподавательницей из Германии, ее зовут Астрид Штраусс. Они много лет сотрудничали и, полагаю, дружили, ну, по крайней мере, такое впечатление у меня сложилось после разговора с Астрид. Сами представляете, в каком она сейчас шоке. Естественная реакция! Ей ведь еще пришлось опознавать тело. Вчера она ездила в больницу, вы, наверное, знаете. Какой ужас! Разумеется, она ездила не одна, не могли же мы ее бросить в таком состоянии.
Дождавшись конца тирады, Валентина задала следующий вопрос:
– О чем курс, который должна была вести Ванда Карсавина?
– Курс по средневековой истории и археологии. Несмотря на возраст, в своей области она авторитет, уж поверьте.
– Вот как… А вы не могли бы нам дать программу этого курса?
– Разумеется.
– А еще нам нужен список слушателей.
– Конечно. Надеюсь, я никоим образом не нарушу права студентов на конфиденциальность. Ведь наш университет обладает международным авторитетом…
– Не волнуйтесь. Вы же понимаете, что при попытке препятствовать следствию судья с готовностью выдаст нам официальный ордер.
– Да нет, что вы… без проблем… – выдавил ректор.
Они подошли к двери, опечатанной лентой с логотипом гражданской гвардии. Ривейро разрезал ленту и жестом велел ректору открыть дверь.
– Вот, смотрите, именно в этой комнате ночевала Ванда Карсавина с первого дня приезда, то есть с прошлого четверга. Ее кровать справа, у окна.
– Значит, здесь она провела последние два дня перед смертью, – уточнил Ривейро.
– Да, – подтвердил ректор, – она приехала в четверг вечером, в пятницу прочитала в актовом зале краткую лекцию – введение в средневековую археологию, а утром в субботу направилась на съезд или что-то такое в Комильясе. Предполагалось, что в понедельник начнется ее недельный курс по Средневековью… Ох, умереть такой молодой, как же это грустно! – опять принялся сокрушаться ректор. – Знаете, они с моей дочерью почти одногодки… – Он тяжело вздохнул. – В общем, дам вам спокойно поработать, а сам, если что, буду внизу, в кафе, его как раз открыли на днях.
– А другие преподаватели собирались ходить на семинары Ванды Карсавиной?
– Э… нет. Вообще-то близкой темой занимается только ее соседка. У остальных преподавателей другая специализация, у нас участники из самых разных стран. Астрид Штраусс мы, конечно, переселили в другую комнату. Номер тридцать четыре. Она, наверное, еще спит, поздно вчера вернулась из морга. Ладно, найдете меня в кафе, если вдруг что-то понадобится.
– Да, спасибо. Сеньор Архона, – вспомнила Валентина, – не могли бы вы дать нам еще и список преподавателей, которых разместили в одном корпусе с Вандой Карсавиной?
Ректор замялся. Его явно смущала необходимость предоставлять следователям данные, которые сам он считал не нужными для расследования и строго конфиденциальными.
– Как прикажете. Я немедленно распоряжусь подготовить список. Вам будет удобно получить его по электронной почте? Я попрошу в Лас-Льямас, чтобы они сегодня же все отправили.
– Было бы замечательно, спасибо вам. – Валентина вручила ректору визитную карточку.
Они попрощались, и следователи вошли в комнату принцессы.
Валентина осмотрелась: все чисто, похоже, криминалисты не оставили после себя никаких следов. Простой и практичный интерьер напомнил Валентине студенческие общежития в Сантьяго-де-Компостела, где ей доводилось бывать. Сама она родилась в Галисии и во время учебы на факультете психологии жила с родителями, а вот общежитские комнаты ее однокурсников были такими же аскетичными, как эта. Помещение не то чтобы было безликим, просто ему не хватало тепла, голосов, цвета. К тому же жившая тут женщина мертва.
Валентина передала Ривейро резиновые перчатки и достала еще одну пару для себя, но не успели они приступить к делу, как зазвонил телефон.
– Лоренсо? Да, это лейтенант Редондо, я в комнате Ванды Карсавиной… Ага, нашей принцессы. Твои ребята тут вчера побывали… Серьезно? Ты не приезжал? Ничего себе, а я-то думала, ты работаешь тридцать часов в сутки. Надо вам дать премию: оставили все в идеальном состоянии. Хорошо, то есть мы можем здесь все трогать, так? Договорились… Сообщи мне, как только что-нибудь обнаружите. Да, пришлите список всех ее вещей. А ноутбука и телефона у нее не нашли? Ничего вообще? Ясно… Ну тогда сделай копию и мне тоже. Хорошо, поговорим позже. Пока-пока.
Закончив разговор, Валентина сказала:
– Ни ноутбука, ни телефона. Даже сумки нет. Только записи к лекциям, нам сделают копию, хочу на них глянуть. Ребята Лоренсо все забрали с собой: и одежду, и чемодан. Они как раз изучают его содержимое, но, видимо, там только личные вещи. Криминалисты ничего толкового не смогли сделать со следами, их тут столько, сколько студентов в кампусе.
– Представляю. Больше ничего не нашли? Наркотики?
– Кажется, нет. По крайней мере, пока.
– Раз Карсавина приехала сюда с курсом лекций, слабо верится, что у нее не было с собой ноутбука или хотя бы какого-нибудь старомодного ежедневника.
– Телефон мобильный у нее был, судя по тому, что рассказала Камарго ее соседка, – подтвердила Валентина. – А если на выходные она поехала в Комильяс, то вполне могла прихватить и ноутбук. Нужно поскорее выяснить, где Карсавина ночевала в Комильясе. Сомневаюсь, что в этой комнате получится отыскать что-нибудь полезное.
Ривейро кивнул. Валентина решила больше не тратить время на безликую пустую комнату и поговорить с Астрид Штраусс.
Они с Ривейро пошли искать комнату, про которую сказал ректор. В этой части общежития заметны были хоть какие-то признаки жизни. Звонил чей-то мобильный телефон, в душе текла вода, где-то открыли и закрыли шкаф…
Комната номер тридцать четыре. Валентина осторожно постучала в дверь. Внутри тишина, ни шороха. Она постучала еще раз, негромко, но настойчивее. Ничего. Они с Ривейро переглянулись – очевидно, оба подумали об одном и том же. Тогда Валентина медленно надавила на дверную ручку.
Женщина сидела спиной к ним на краю незаправленной кровати. Казалось, она смотрит на море вдалеке, на деле же взгляд ее был обращен внутрь. В комнате царил беспорядок: на полу два раскрытых чемодана, на второй кровати разбросаны вещи. Играла музыка, мужской голос что-то пел по-немецки, и от этого голоса и от меланхоличной мелодии комната была будто затянута пеленой печали. Здесь почти физически ощущалась боль.
Это была песня “Разными путями” Андреаса Бурани[29] – размышление о разлуке, о том, как мы выбираем разные дороги, о том, что бессмысленно спрашивать, что нас объединяет, а что разделяет, ведь ясно, что все мы просто ходим по кругу. Можно ли заставить
