подшутить надо мной, и напоминает мне, что Ставрос не ребенок. Он взрослый парень. И, как и Слоан, по меньшей мере, на десять лет моложе меня. Он молод, силен, красив и безумно влюблен в мою пленницу.
Может быть, в ее духах содержится окситоцин. Это многое объяснило бы.
— Что же тебе в ней так нравится?
— Все.
— Назови что-нибудь одно.
Мой вызывающий тон сбивает его с толку еще больше. Если честно, меня это тоже сбивает с толку.
— Это что, какая-то игра?
— Ага, просвети меня.
Мгновение Ставрос пристально изучает выражение моего лица, а еще через мгновение на его лице появляется выражение ужаса. Его голос звучит сдавленно.
— У тебя есть к ней чувства.
Я усмехаюсь.
— Ага. Гамма чувств — беспокойство, раздражение, злость. Могу продолжить.
Когда Ставрос продолжает смотреть на меня с таким же испуганным выражением, я решаю немного подтолкнуть его.
— Признаю, что ее сиськи просто крышесносные. И эта задница… Что ж. Не мне тебе рассказывать.
Моя улыбка кричит о том, что я довольно часто видел ее идеальную задницу. Предполагает, что я уже ее отымел. Как я и предполагал, мысль об этом сводит Ставроса с ума.
— Пошел ты!
— Нет, спасибо. Вернемся к Слоан.
Некоторое время пленник кипит, раздумывая, выкрикнуть ли мне еще больше непристойностей или подчиниться.
— Не собираюсь говорить с тобой о ней.
Достаю пистолет из-за пояса, наклоняюсь вперед и приставляю его к его коленной чашечке.
— Как насчет сейчас?
Ставрос вспотел. Вены у него на шее вздулись. Он нервно облизывает губы, переводит дыхание, затем качает головой.
Его смелость удивляет меня. Глубоко. После двадцати лет работы в синдикате я редко чему удивляюсь.
— Ты бы ни за что не отказался от своего босса, но ты не будешь говорить со мной о женщине, с которой ты больше даже не встречаешься?
— Не просто так. Это ради нее. Я бы и не ожидал, что ты поймешь.
Ставрос так напуган, что чуть не обделался. Но он также и дерзок. Готов был лишиться своей коленной чашечки, чтобы защитить ее честь.
Черт возьми. Я отказываюсь испытывать симпатию к этому парню.
Наклоняюсь ближе и тычу пистолетом ему в промежность. Он издает тихий вскрик ужаса.
— Давай попробуем еще раз. Что тебе в ней так нравится?
Ставрос проводит несколько мгновений, учащенно дыша и судорожно сглатывая излишки слюны во рту. Я даю ему немного времени, чтобы взять себя в руки, и спокойно жду, пока он не заговорит.
— О… она самый умный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни.
Твою же мать. Я надеялся, что он скажет что-нибудь пустячное о ее теле, чтобы я мог отстрелить ему член. Я сухо констатирую:
— Она того же мнения. Что еще?
— Она ничего не боится. Она вдумчивая и добрая. И забавная. Ты не ожидаешь, что такая сексуальная девушка будет забавной, но это так.
— Но все же раздражает, верно? Разве она не разозлила тебя чем-то жестоким?
Ставрос выглядит потрясенным этим предположением.
— Нет, она не раздражает. Она — богиня.
Я начинаю понимать, почему Слоан он наскучил. Его серьезность утомляет. Этот парень сух, как тост без масла. Она гораздо выше его, причем даже не на голову, что они даже не с одной планеты.
Я засовываю пистолет обратно за пояс и рассматриваю его.
Очевидно, Ставрос думает, что я размышляю над тем, как лучше расправиться с ним. Он становится белее мела и начинает дрожать.
— Я не собираюсь убивать тебя, Ставрос.
— Нет?
— Нет. Это было бы слишком удручающе.
— Я не понимаю.
— Это потому, что жизнь еще не высосала из тебя всю радость. — Я встаю и начинаю расхаживать перед стулом. — Но и отпустить тебя я тоже не могу. Мало того, что тебе пришла в голову крайне глупая идея попытаться пробраться в мое здание с жалкой попыткой спасти ее, ты еще и застрелил двух моих людей в «Ла Кантина» в Тахо.
— Я никогда ни в кого не стрелял. — Я резко останавливаюсь и смотрю на него. — Я этого не делал. Если не считать рыбы.
— Значит, те двое мужчин убили сами себя?
— Нет. Алексей застрелил двоих, которые подошли к нашему столику. Казимир застрелил двух других.
Я уже знал о Казимире. Но согласно данным, которыми располагаю, стрелявшим за столом был Ставрос. С другой стороны, он и его покойный друг Алексей очень похожи. Высокие, стройные, темноволосые с одинаковыми татуировками на костяшках пальцев. Почти как братья.
Ставрос говорит:
— Мне все равно, если ты мне не веришь. Это правда. На самом деле я ненавижу оружие. Я больше разбираюсь в компьютерах.
— Позволь мне внести ясность. Ты никогда раньше ни в кого не стрелял, но решил, что было бы блестящей идеей приехать в Бостон, чтобы попытаться спасти женщину, с которой ты встречался несколько месяцев, от мужчины, который стрелял в людей и раньше. Многих людей. Есть немало более глупых вещей.
— У меня не было выбора.
— У нас всегда есть выбор.
— Сердце ведет туда, куда оно хочет.
— Что ты хочешь этим сказать? Ты ее марионетка?
Ставрос задумчиво улыбается.
— Нет. Я просто влюблен. Не имеет значения, буду я жить или умру, пока рядом с ней.
Я свирепо смотрю на него.
— Ты что, пытаешься добиться, чтобы тебя здесь убили? У тебя есть непреодолимое желание умереть?
— Я бы не ожидал, что кто-то вроде тебя поймет.
Я рычу:
— Не груби мне, парень. Я могу отстрелить немало частей твоего тела и все равно сохранить тебе жизнь.
Внезапный яркий образ того, как Ставрос лежит на Слоан, толкаясь между ее раздвинутых бедер, когда она стонет и выгибается под ним, разом выбивает воздух из легких. Его замещает яд.
Яд чистой ревности.
Ставрос видит выражение моего лица и снова сглатывает.
Снова меряю пространство шагами. Я хожу взад-вперед, размышляя. Ставрос сидит молча, с трепетом наблюдая за мной. Как и Слоан, он совсем не такой, как я ожидал, — не закоренелый убийца. Ставрос не верен ничему, кроме романтических представлений об истинной любви. Он молод и идеалистичен, храбр и умен, и — если быть честным с самим собой — вероятно, лучше человек, чем я.
Человек, который стал бы хорошим отцом.
Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:
— Так ты хочешь жениться на ней?
Ставрос удивленно моргает.
— Я не понимаю…
— Отвечай на чертов вопрос.
— Хорошо. Да, я хочу жениться на ней.
— А дети? Ты тоже хочешь, чтобы у вас с ней были дети?
Его глаза сияют от эмоций, Ставрос грубо говорит:
— Столько, на сколько она
