вернется. Мама приходила ко мне во сне. Люди постоянно спрашивали, как я себя чувствую. Я отвечала: “Я не хочу об этом говорить”, – а они возражали: “Донна, ты должна поговорить об этом”».
Посторонние люди думали, что Донна поначалу отрицала смерть матери, но, как поясняет Тереза Рандо, немедленная реакция на внезапную смерть – скорее чувство недоверия. «Когда близкий человек умирает неожиданно, у вас нет времени постепенно перестроить свои ожидания, сказать себе: “Следующее Рождество мы встретим без нее” или: “Когда я зайду в ее комнату, ее там не будет” – поясняет Рандо. – Человек резко умирает, и вы не можете быстро изменить свое мышление в соответствии с новостью. Это огромный удар по мировоззрению. В вашем мире всегда был этот человек. Мама – это мама. Как она может исчезнуть?»
Неожиданная смерть в большей степени, чем любая другая утрата, учит детей тому, что отношения непостоянны и могут закончиться в любой момент. Это осознание способно серьезно изменить их развивающуюся личность. 44-летняя Карла отложила брак и рождение детей до 40 лет, потому что в свои 20–30 лет боялась привязываться к людям. Глубокое ощущение отвержения и брошенности, которое она испытала в возрасте 12 лет, когда ее мать покончила с собой, и в возрасте 15 лет, когда самоубийство совершил отец, внушило ей страх неожиданной утраты близкого человека. «С тех пор как моих родителей не стало, я жила в постоянном ожидании катастрофы. Мне казалось, что я могу потерять близкого человека в любой момент, буду не готова к этому и не смогу защитить себя», – признается Карла. Сегодня она построила успешную карьеру, вышла замуж и родила двоих детей. Но детские ощущения убедили ее в том, что рано или поздно близкие люди обязательно уйдут.
Самоубийство родителя – один из самых сложных видов утраты, который может пережить ребенок. Оно неожиданно и жестоко. Даже дочери, которые знают о психическом заболевании и депрессии матери, порой воспринимают суицид как отказ матери от ребенка. «Для ребенка самоубийство родителя – аналог слов “да пошла ты”, – поясняет Андреа Кэмпбелл. – Это “Я не могу жить для тебя.
Я не могу жить с тобой. Возможно, ты обидишься, но я обижена больше”».
После суицида матери дочь вынуждена бороться с волной эмоций, которые включают усиленный гнев, чувство вины и стыда, пониженную самооценку; чувства несовершенства, ущербности и провала; страх близости и разрушенную уверенность в том, что ее больше не отвергнут. Подростки, чьи родители покончили с собой, чаще страдали от алкогольной и наркотической зависимости во второй год после утраты, чем подростки, чьи родители погибли неожиданной смертью или из-за несчастного случая. Психологи заметили, что среди детей младшего школьного возраста главными симптомами является плохая успеваемость в школе, расстройства пищевого поведения и сна. Дети постарше начинают злоупотреблять наркотиками и алкоголем, прогуливают уроки, замыкаются в себе или проявляют агрессию. Они также могут демонстрировать посттравматическое поведение, например не помнить, что произошло с их родителями; верить, что они тоже рано умрут, тормозить в развитии, видеть травмирующее событие во сне и воспроизводить его в играх. Суицид и психологические расстройства связаны между собой, поэтому многие дети подвергаются стрессу и хаосу дома до смерти родителя. И все это может происходить в культурной среде, где обычно стыдят оставшихся членов семьи, независимо от их возраста.
«С тех пор как я узнала, что моя мать покончила с собой, не выношу слово “суицид”, – признается 20-летняя Дженнифер, которой было четыре года, когда умерла ее мама. – Я даже не уверена, что точно понимаю его смысл, но как только его кто-то произносит, я чувствую, как краснею до ушей. Я всегда боялась, что кто-то обернется и скажет: “Ты! Ты – та самая девочка, чья мама покончила с собой!”»
Психологи Альберт Кейн и Айрин Фаст, первые исследователи самоубийств родителей, изучили 45 детей в возрасте от 4 до 14 лет, страдавших психологическими расстройствами после суицида родителей. Они обнаружили, что их преобладающей реакцией было чувство вины. Дети часто задавались вопросами: «Почему я не смог спасти их?», «Они были несчастливы из-за меня?». Кейн и Фаст также обнаружили, что мало кто из оставшихся родителей обсуждал суицид с детьми. Некоторые открыто отказывались говорить на данную тему. Каждый четвертый ребенок из исследования Кейна и Фаст видел что-то, связанное с суицидом, но его убеждали, что родитель погиб другим образом. Это еще одна причина, по которой самоубийство родителей нередко разрушает доверие ребенка.
Кейн и Фаст также выявили, что иногда дети настолько связывали себя с родителем в подростковом или взрослом возрасте, что повторяли суицид матери или отца. В некоторых случаях параллель была удивительной: 18-летняя девушка утопилась ночью на том же пляже, что и ее мать много лет назад. Когда исследователи из Детского центра Джонса Хопкинса в Балтиморе проанализировали данные более чем 500 тысяч детей за 35-летний период, выяснили, что дети и подростки, чьи родители покончили с собой, совершали самоубийство в три раза чаще, чем дети, чьи родители погибли другим образом. Тем не менее молодые взрослые не были подвержены тем же рискам. Судя по многочисленным исследованиям, склонность к суициду сохраняется в пределах семьи. Дженнифер печально сообщает, что в ее семье никогда не обсуждали смерть матери и что она, а также ее старшая сестра пытались покончить с собой, будучи подростками. Поступив в университет, Дженнифер впала в депрессию и чувствовала себя одинокой. Суицид казался ей единственным выходом.
Другие дочери проявляют отдельные симптомы, связанные с самоубийством матери. 25-летняя Марджи описывает хаос в ту ночь, когда проснулась от криков бабушки и узнала, что тело ее мамы нашли в гараже. Тогда Марджи было семь лет. «Мое главное детское воспоминание – огромный страх по ночам, когда я лежала, будто окаменев от ужаса, – вспоминает она. – Думаю, я боялась, потому что была одна, а еще потому, что моя мама умерла ночью.
Почти всю жизнь я страдала бессонницей и лишь недавно осознала причину».
Жестокость или изувечения, характерные для суицидов, насильственной смерти и несчастных случаев, могут поглощать мысли девочки, вызывать кошмары и принимать в ее воображении более ужасные формы, чем было на самом деле.
Дети, ставшие свидетелями или физически вовлеченные в смерть родителя, подвергаются дополнительному стрессу. 39-летняя Джанни не помнит автокатастрофу, в которой погибла ее мать, когда ей был 21 месяц. «Когда я уехала из города и поступила в университет, вдруг начала видеть катастрофу во сне, – говорит Джанин. – До сих пор не знаю, реальны картинки из моих снов или это воображение. Некоторые образы точно выдуманы,
