тоном. – Вы хотите, чтобы мы работали вместе?
Шахрияр, усмехнувшись, ответил:
– Я с самого начала, когда понял подоплеку ваших махинаций, решил, что мы найдем общий язык. Основная опасность в том, что оригиналы, продаваемые вами на сторону, всплывут, и это будет стоить вам жизни. Потому что ваш босс с вами церемониться не станет и на руки полиции не сдаст.
Что правда, то правда: не будет – и не сдаст.
– Вам нужен один-единственный клиент, и я готов стать таковым. Более того, я буду выкупать по мере необходимости те артефакты, которые вы пустили на сторону и которые когда-нибудь начнут поступать на рынок, причем перекупать кулуарно, без огласки. Потому что, надо признать, вы стали для вашего босса отличным консультантом в области эксклюзивных предметов искусства, и я не откажусь, чтобы все они пополнили мою коллекцию…
– И что потребуется делать? – произнесла я, прекрасно понимая, что спасать меня от неприятностей (вопрос: попадает ли под это определение «долгое тюремное заключение» или даже смерть?) Шахрияр просто так не станет.
И тем более не станет, инвестируя миллионы в скупку пущенных мной на сторону и замененных копиями подлинников.
Месье, снова насладившись халвой, заявил:
– О, вы отныне станете еще усерднее консультировать вашего босса, навязывая ему покупку тех предметов, которые нужны мне. В итоге он их купит, потратив на это свои миллионы, а через короткое время они будут заменены подделками, а подлинники окажутся здесь!
Он обвел рукой свой бункер, и рубин на его руке снова сверкнул.
– Каковы будут мои комиссионные? – спросила я холодно, и ответ меня ничуть не удивил.
– Разве ваша жизнь, мадемуазель Мона, не стоит всех шедевров в мире? Вы будете выкупать у меня свое право на существование, заставляя вашего босса за свои деньги покупать то, что надо мне, заменяя это подделками и безвозмездно отдавая мне оригиналы. Разве это плохая сделка?
При всем ужасе ситуации и том непреложном факте, что Шахрияр держал меня за жабры, я не могла не признать: нет, не такая уж и плохая.
Он тем временем продолжал:
– Посудите сами: вы уже скопили приличное состояние, крысятничая. Вы не шикуете, значит, ваша кубышка полна. От меня не требуется платить вам что-то за вашу работу, так как у вас все есть.
– И почему я должна пойти на это? – спросила я, понимая, что уже внутренне согласилась на рабские условия, делавшие меня в одночасье собственностью перса. Причем, судя по всему, навсегда.
– Из любви к искусству! – расхохотался он. – К искусству Возрождения, мадемуазель Мона. Ну, и к вашей жизни, конечно…
Смерив его ледяным взором, я отчеканила:
– Пять лет.
Шахрияр уставился на меня, действительно не понимая, что я имею в виду.
– Простите, что, мадемуазель?
– Пять лет, месье! – отчетливо повторила я. – И не днем больше. Наша сделка заключается ровно на пять лет, начиная с сегодняшнего дня. Какое сегодня сентября, двенадцатое?
Шахрияр вздохнул:
– Ну ладно, пять так пять. Кто знает, что со всеми нами будет через пять лет? Никто не знает, что будет и через пять минут. Давайте это считать нашей устной договоренностью, мадемуазель!
Он явно издевался: можно подумать, что договоренность письменная что-то изменила бы, реши он ею пренебречь и по истечении пяти лет заявить мне в лицо, что передумал и сделка без моего согласия пролонгирована на следующие пять лет.
Или сто пять.
– Или вы настаиваете на контракте, нотариусе и непременном плоховатеньком шампанском после подписания договора обеими сторонами? – продолжал издеваться Шахрияр, на что я ответила:
– Думаю, пергамента из кожи некрещеного младенца и крови девственницы, куда надо обмакнуть павлинье перо, вполне достаточно, месье. Где вы это держите?
Шахрияр, снова расхохотавшись, заявил:
– Я сразу понял, что мы договоримся, мадемуазель. Кстати, вам ведь придется разочаровать своего босса и передать ему, что кодекс Леонардо не продается. Хотя почему, собственно, мы должны его разочаровывать? Ведь тот кодекс, который вы видели, не оригинал, который я еще от аукционного дома получить элементарно не успел, а заранее изготовленная по моему заказу копия!
Он подошел к стенду, выдвинул ящик и извлек кодекс, который я всего несколько минут назад рассматривала трепеща, небрежно, как кипу газет недельной давности – и не надевая нитяных перчаток.
– Можете хоть сейчас взять с собой, хотя эта копия обошлась мне в шестьдесят тысяч евро. Неплохо, не так ли? Ваш босс ее получит, но не сегодня и не завтра. Это станет венцом долгих, упорных, на время угасающих и потом снова активизирующихся переговоров. Я, так и быть, уступлю ему копию, подлинность которой вы, мадемуазель, подтвердите, как подтвердят эксперты, которых я сам назначу и к которым вы посоветуете обратиться своему боссу. Уступлю за сколько… Ну, Билл Гейтс еще в далеком 94-м приобрел так называемый Лестерский кодекс из восемнадцати страниц за баснословную сумму – без малого тридцать один миллион долларов.
С учетом комиссионных аукционного дома: за все тридцать пять.
– За прошедшие с тех пор скоро как тридцать лет цены взлетели до небес, доллар обесценился. Ну, в кодексе всего три страницы, да и состояние не самое лучшее. Думаю, десяти миллионов будет достаточно.
Я хмыкнула, а Шахрияр произнес:
– Думаете, можно потребовать двенадцать?
Я возразила:
– Его финансовая граница на аукционе была три триста. Почему ему после аукциона надо платить в три, а то и в четыре раза больше?
– Потому что вы его в этом убедите, мадемуазель! – усмехнулся Шахрияр, мой новый босс. – В этом и будет заключаться ваша задача: я устанавливаю цены, вы делаете так, чтобы ваш недалекий русский олигарх раскошелился. А то, что раскошелится, не сомневаюсь. Раскочегарьте его самолюбие, сыграйте на его страсти коллекционера. И он заплатит!
Я поняла, что перс прав.
– Так что мне передать ему после нашего сегодняшнего рандеву? – спросила я. – Что вы согласны на переговоры?
– Что я категорически их отклоняю и ни в чем не заинтересован. А на следующей неделе я приглашу вас в ресторан. Где вы будете в это время?
Я сказала, что, по всей видимости, на Лазурном Берегу.
– Отлично, вот в Ницце или Монако в ресторан вас и позову. Думаю, ваш олигарх заставит вас пойти на эту встречу и сам поставит вас на шпильки!
Я не стала упоминать, что ношу туфли исключительно на плоском каблуке: в том числе чтобы еще больше не выделяться на фоне низкорослого босса.
Мой новый босс тоже был далеко не дядя Степа: как-то не везло мне на боссов.
– А чтобы мотивировать вашего олигарха и оплатить мне первичные затраты и на копию кодекса, и на походы с вами в рестораны,
