не знает —
Странный путник впереди,
Но дорога эта манит,
Все оставив позади.
* * *
Только через несколько суток он выбрался в долину. Наконец-то кончились камни. Грунтовка шла вдоль полей, перелесков, пересекая вброд небольшие речки с чистой, холодной водой. Еды не было почти никакой.
Наблюдая за птицами, он пытался есть какие-то ягоды и орехи, которые иногда попадались ему по дороге. Неожиданно за небольшой рощицей показался домик крытый деревянными досками с каменной трубой, палисадником, полным высокими желтыми цветами. Через двор виднелся старый сарай, из которого доносилось кудахтанье кур и голоса еще каких-то животных. На крыльце дома сидели две одинаково одетых старушки. Подойдя поближе, он подробнее разглядел этих двух хозяек. Старушки оказались близнецами, абсолютно похожими друг на друга.
— Смотри-ка, дорогая, — юноша, да весь усталый, — сказала одна из старушек.
— Да, дорогая, изможденный. А почему ты думаешь, что это юноша? Борода. Лохматый весь, — ответила другая.
— А ты посмотри, дорогая, какие молодые у него глаза, — сказала первая. — Глаза как у нашего Душика. Ты его еще помнишь?
— Может быть, это у него такие глаза от голода? А может, он бандит какой-нибудь, хулиган из гор. Помнишь, нам рассказывали, когда началась война, оттуда из гор шли хулиганы один за другим.
— Нет, я думаю, он идет с войны, видишь форма на нем, только вся уж сильно поношенная и грязноватая. А хулиганы все, почти все, были в гражданском.
— А Душика, мы тогда с тобой зря обманывали, хороший был мальчик, — мечтательно сказала первая старушка, — ходили на свидания меняя друг друга, а он, бедный, думал, что это одна и та же девица.
— Могли бы и ребятенков завести, сейчас бы бегали здесь веселенькие, на него похожие.
— Ну, дорогая, это ты не права, сейчас им бы было уже не меньше пятидесяти. Да их могли бы взять на войну, или родились бы какие-нибудь инвалидистые. Вот как наш Блаженка. И не бегали бы уже веселенькие.
— Да, дорогая, что ж мечтать-то, как получилось, так и получилось. А кто же первый ему, Душику, отказал в свидании, ты или я? Я что-то уже запамятовала.
— Конечно, ты, дорогая. Я-то помню — бывало, обнимет, так сердечко и замирает и бьется.
— Так не только сердечко, вся, бывало, задрожишь от счастья.
— Да что уж вспоминать, сгинул куда-то наш Душик, пропал. Сейчас поди и не узнать его. Да и жив ли?
Он стоял перед ними и не смел прервать этот разговор.
— Да, что же это мы такие с тобой невежливые, юноша стоит, усталый, голодный, а мы тут все о своем да о своем, — сказала первая старушка.
— Здравствуйте, юноша, — сказала вторая, — вам, наверное, хочется отдохнуть?
Он тихо и вежливо поздоровался со старушками и выдавил из себя:
— Пожалуйста, пить.
— Сейчас, сейчас, — старушки хором ответили ему, засуетились и пригласили его в дом. И уже через час он, отмытый, в чистой гражданской одежде, сидел за столом.
На столе находилось множество баночек, тарелочек, кружечек, и все было наполнено незнакомой ему едой. Здесь, похоже, была и первая и вторая и третья еда. Он не знал, как это есть. С чего начать? И от смущения боялся что-либо трогать на этом столе.
Старушки явно с интересом и удовольствием разглядывали
его.
— Берите вот это, попробуйте, — они наперебой пододвигали ему разные чашечки, приговаривая: — Там у вас на войне, да и в городе тоже, такой еды нет. А у нас тут все свое, все местное, чистое, очень полезное и без этой вашей химической технологии.
Он сначала осторожно попробовал из разной посуды этой новой еды, а распробовав, ел и ел с голодухи, не останавливаясь.
— Вот молодец, юноша, вот молодец, — нахваливали его старушки. — Не то что наш Блаженка. Поклюет две, три ложечки и все. Говорит что сыт. Вот от этого и худой, и больной.
Насытившись и выпив несколько чашек душистого, терпкого напитка, совсем не похожего на тоники больших номеров, он окончательно расслабился и внимательно осмотрел комнату, в которой его принимали старушки. Уют и покой веяли от всей обстановки. В центре комнаты топилась большая белая печь. Сухое тепло от нее располагало к спокойствию и отдыху. Старые фотографии на стенах говорили о том, что уже несколько поколений прожили в этом доме и старушки, доживая свой век, здесь были последними жильцами.
— Рассказывайте, юноша, пожалуйста. Рассказывайте нам о себе. Мы очень любим рассказы, — затараторили старушки, перебивая друг друга. — Мы видим, что вы, юноша, натерпелись от скитаний и приключений. Нам интересно — что и как с вами приключилось? Наш-то Блаженка что-то запропастился там в городе, уже больше месяца у нас не появлялся.
Он не спеша, в общих чертах рассказал о себе, не раскрывая, как ему казалось, своих способностей и целей. Получился простой, обыкновенный и даже скучный рассказ о молодом человеке, заблудившемся в горах во время войны. Но даже это скучное повествование очень заинтересовало старушек, и они несколько раз переспрашивали его, желая знать мелкие подробности его скитаний. Видя, что он уже почти засыпает от своей монотонной речи, старушки отвели его во вторую половину комнаты и уложили в постель. Только-только его голова ощутила мягкую подушку, он тут же уснул.
* * *
Они сидели и рассуждали о смерти.
— Вы, батенька, боитесь смерти? Должны бояться. Вы ее видели на войне очень близко, — Предводитель, прищуриваясь, смотрел куда-то вдаль за цепочку гор, освещенную заходящим солнцем.
— Все боятся смерти. Только одни это тщательно скрывают, маскируются, так сказать, храбрыми. А другие не очень-то и скрывают этот страх, но стараются не думать об этом. А я что? Я уже умер. Чего мне бояться, — ответил Ветеран. — Я даже толком не знаю, умер я или нет, так внезапно после приступа.
— Как, батенька, вы не знаете, что умерли? — удивился Предводитель. — Вы действительно умерли.
— Умер-то я умер, но когда человек не готов к смерти, то странные вещи могут получиться, — пробурчал Ветеран.
— Э… батенька, что-то вы чересчур мудрое изрекли. Все гораздо проще, я бы сказал физиологичнее. Сначала сердце останавливается. Потом мозг перестает работать и все, принимайте покойничка.
— Да, как прагматик вы правы, — ответил Ветеран. — Но подумайте сами — умираем мы не сразу, а по частям. А это значит, что точку где-то надо ставить. Сейчас эта точка стоит там, где поставили ее вы, то есть, даже не вы, а ваши ученые мужи-врачи. А кто знает, что будет в будущем, в далеком? Где поставят эту точку, точку смерти наши далекие потомки?
