кормили долго — вплоть до четырех лет.
По истечении шести недель после родов женщина должна совершить перед образами 40 поклонов на коленях, «окуриться» и сходить в церковь. После этих процедур она считается «молитвенной», то есть чистой.
Ребенка крестили на восьмой день. Обходились обычно без священника. Наливали в чистый таз теплую воду, опускали в нее серебряный крест, после чего вода становилась «святой». Крестный отец несколько раз окунал ребенка головой и ногами в воду со словами: «Крестим раба божьего Николая (Петра и т. д.)».
Крестные отец и мать почитались почти наравне с родителями. В случае смерти последних они опекали своих крестников.
В старину обычно детям давали по два имени. При крещении, например, давали имя Петр, а все звали Иваном. Или давали детям клички собак, названия птиц и зверей: мальчиков звали «петушками», «соловьями», «снегирями» и т. п., девочек — «уточками», «пташечками», «мартышками»… Предполагали, что если болезнь, или «порча», будет искать «Ивана», то не найдет, так как фактически его зовут «снегирем». Этот обычай имеет, по всей видимости, древнерусское происхождение. В целях обмана «нечистой силы» на Руси ребенку иногда меняли имя. Отец или дед выносил хворого ребенка из избы и через некоторое время приносил его обратно, называя не старым именем, а «найденом» или «ненашем»: дескать, услышат бесы, что это другой ребенок, и отступятся от него [Федосюк, 1971].
Верили, что умершие могут возвращаться с того света под видом новорожденных — «приходить ояви». «Возвращались» они обычно к родственникам пли друзьям. Обнаружить личность «вернувшегося» помогало чье-либо сновидение, прижизненное заявление самого умершего, какие-либо родимые пятна, рубцы на теле младенца, которые якобы были у ушедшего из жизни, а также другие особенности (например, левшачество и т. п.). Зачастую «вернувшегося» узнавали, когда ребенок начинал говорить, проявлять определенные склонности, подобные тем, которые были у умершего: любовь к лошадям, пристрастие к картам, кузнечному ремеслу и т. п.
Рождению мальчика радовались больше, чем девочки. Отношение к детям было спокойное и ласковое. Интересна вежливая форма обращения к ним. Мальчика звали «тятей», а девочку «мамой». «Тятя, сбегай-ка на угор, принеси-да весло» или «Мама, подай-да огонек».
Детям не ленились рассказывать сказки, петь колыбельные песни-импровизации, песни-потешки:
Баю, баю, баю-бай,
Мой сыночек, засыпай,
Будешь в золоте ходить,
Чисто серебро носить.
Мой сыночек, засыпай
И скорее подрастай,
Ты скорее подрастай,
Тяте — маме помогай.
* * *
Утренее встала,
Чайнички сварила,
Чайнички сварила,
Тятю напоила.
* * *
Солнышко, солнышко,
Выгляни в окошко,
Твои дети плачут,
Серу колупают,
Собакам бросают, нам не дают.
* * *
Белогребенный петушок
Полетел на холмышок.
Да ликаточек-ликаток,
Да ликаточек-ликаток.
Старшие дети часто нянчили младших, особенно в небольших семьях, где не было свободных от работы взрослых. Младшие постоянно видели в лице старших поддержку и защиту. Дети за любовь и ласку родителей и старших братьев и сестер платили им полным повиновением, называя отца и мать ласковыми словами: «тятя», «тятюка», «мама», «мамука». Младшие дети не имели права называть старшего брата пли сестру по имени: сестру звали няней, брата — батей.
Игрушек у детей было очень мало: пустые спичечные коробки, гильзы, чурочки, шплипки — обломки фарфоровой посуды. Мальчики с четырех-пяти лет начинали стрелять из лука, а девочки — приучаться к кройке и шитью. Коллективными играми мальчиков были «лапта», «мячик пинать» (подобие футбола), «куликаться» (игра, напоминающая современный хоккей с мячом). В последней играющие разделялись на две партии, каждый вооружался небольшой палкой («куликой»), ворота отмечались колышками; каждая партия стремилась загнать в ворота противника деревянный шарик (иногда он был облит свинцом). Гол именовался словом «сало». Говорили, например: «Мы им два сала забили». А вот еще одна игра: на расстоянии 10–15 метров устанавливали колышки («приметы»), в которые стреляли из лука. Любимой коллективной игрой как детей, так и взрослых была также игра «в жмурки», которая у индигирщиков носила свое название — «чурить».
Обстановка, окружавшая детей, разговоры взрослых об охоте или рыбной ловле — все это вводило ребенка в круг их интересов. Поэтому вполне естественно, что игры имитировали такие процессы, как езда на собаках, добыча песцов, рыбы и т. п. С очень раннего возраста детей приобщали к посильному труду.
Мальчики 10–12 лет считались помощниками отцу: ездили на ветках, помогали на рыбной ловле, кололи дрова, носили воду, ставили петли на куропаток и т. п. Девочки были активными помощницами матери. Они помогали присматривать за младшими, начинали учиться шить и вышивать, готовили пищу, убирали помещение. Возраст ребенка определялся не количеством лет, а той пользой, какую он приносил в хозяйстве. На вопрос: «Велик ли у тебя сын?» — можно было услышать следующее: «Большенкой! Лучком-тамаричком стреляет», «Большой! На лоде сам ездит» или «У меня парень совсем большой. Один по пастям ездит».
Главой семьи был муж. По самому своему положению женщина Севера не могла стоять во главе семьи: будучи привязана к домашнему очагу, она была не способна вести дела, выходящие за пределы дома и маленького хозяйства.
В основном между супругами существовали добрые отношения, муж считал необходимым советоваться с женой. Разводов почти не было. И все же положение женщин было приниженным и далеко не равноправным. Она не присутствовала на ежегодных сборах мещанского общества, раздел добычи производился только по количеству мужских душ. Муж мог наказывать жену, и никто не имел права за нее заступаться. Женщины были покорны судьбе своей, что нашло отражение в их поговорках и присловьях: «Без вины бить не будут», «Не лезь, баба, в мужское дело» и т. д. В доме правый, или красный, угол («переднее место») принадлежал мужчинам, а левый — женщинам. Питались женщины, как правило, отдельно от мужчин, на левой половине избы — за «бабьим» столом. Женщина не смела громко петь и смеяться при мужчинах. Она должна была говорить мало, не вмешиваться в разговор мужчин. Девушка не должна расплетать косы при мужчинах, а замужняя — являться без платка на голове.
Жена главы семьи — старшая в доме женщина — наблюдала за порядком, занималась обучением домашним работам младших членов, воспитанием внучат. Она была наделена большими полномочиями в отведенном ей кругу обязанностей. Члены семьи должны былц поступать согласно ее распоряжениям.
Тяжелым было положение молодой женщины, вошедшей в большую семью. Ей полагалось
