Более того, обладая, судя по всему, информацией о том, что после раздела города на оккупационные зоны западную его часть будут контролировать союзники, союзная авиация усиленно бомбила восточную часть Вены. Политическое решение советского руководства военными было воспринято болезненно, поскольку в Австрии союзникам кровь проливать не пришлось, а к разделу сфер влияния они были допущены. Но приказ есть приказ, и отец с Толбухиным по-деловому обсудили проблему передислокации подчиненных им войск.
Кстати сказать, в истории войн не было примеров четырехстороннего управления городом.
В качестве главкома Центральной группы войск отцу пришлось заниматься многими вопросами, далеко не только военными. Было необходимо создать структуру управления территорией. Спорные вопросы неминуемо возникали, и их было немало – главкому приходилось искать общий язык с представителями командования США, Великобритании, Франции. Со временем дипломатические усилия отца по налаживанию мирной жизни дали свои плоды, со многими представителями возникли хорошие личные отношения. В архиве сохранились переписка, приглашения на вечера, концерты, торжественные ужины, совместное фотографирование.
Ради особых случаев, когда он должен был выполнять дипломатические функции, отец даже заказал у лучшего венского портного фрак с крахмальной манишкой и галстуком-бабочкой, но так его ни разу и не надел: в мундире ему было как-то привычнее.
Конев на практике учился искусству вести переговоры и в этом деле весьма преуспел. Когда в Вену приехал другой командующий и что-то в его деятельности не заладилось, из Москвы последовала реплика: «Вот Конев умел спорные вопросы с союзниками решать самостоятельно, не звонил без конца в Москву, чтобы ему прислали что-то или посоветовали».
В ходе переговоров с союзниками, в которых отец тоже принимал участие, наше правительство настаивало на том, чтобы Австрия стала свободным государством и власть временного правительства под руководством канцлера Карла Реннера распространялась на всю Австрию, независимо от того, в чьей зоне находится тот или иной район страны. Тогда в каждой из четырех зон действовала своя комендатура, кроме того была создана Межсоюзная комендатура, которую по предложению отца должны были поочередно в течение одного месяца возглавлять союзные коменданты. Над Межсоюзной комендатурой (Дворцом юстиции) 15 сентября 1945 года были подняты четыре национальных флага.
В результате координации усилий жизнь в Вене быстро вошла в нормальное русло: население получило электричество, воду, тепло, ожили промышленные предприятия, восстанавливались разрушенные дома, дети начали учебу.
В австрийской столице снова стала звучать музыка в кафе, концертных залах… В домашнем архиве, к слову сказать, сохранилась подписанная представителями творческой интеллигенции Вены благодарственная грамота отцу за помощь и покровительство австрийской культуре. Она выполнена рукописно на средневековом пергаменте в змеином переплете.
Отец не только находил время для культурных мероприятий, но даже инициировал их. Однажды он звонил Сталину с просьбой отправить в Вену артистов, которые продемонстрировали бы свое профессиональное мастерство и поддержали концертами классической музыки освобожденных от оккупации австрийцев. 15 июля 1945 года на венском аэродроме представители штаба встречали Г. Уланову, Н. Шпиллер, А. Иванова, Д. Ойстраха, Л. Оборина и других выдающихся мастеров советского искусства.
Концерт состоялся в императорском дворце Хофбург. В тот вечер зрители, заглушая музыку, восторженно аплодировали Галине Улановой. Несколько раз огромный зал вставал и стоя приветствовал нашу балерину. Рассказывал отец и о забавном случае: когда объявили, что солист Большого споет народную песню про Стеньку Разина, зал радостно загудел, а канцлер Реннер шепнул Коневу, что если солист перед пением пропустит рюмочку, то тогда они услышат настоящего «Стеньку Разина»! Отец подозвал ответственного за этот концерт дипломата и с хитрой улыбкой сказал: «Не препятствуй певцу!». Исполненная песня вызвала бурю восторга.
На следующий день Конев распорядился предоставить артистам транспорт, чтобы они могли посмотреть город, посетить знаменитые венские музеи.
Штаб Центральной группы войск находился в Бадене, курортном городке недалеко от Вены. Мама была в Вене вместе с отцом. Для нее это было особенно счастливое время. Остались позади бомбежки, лишения, вечный страх потерять на войне самого близкого человека. И вот теперь красивый старинный город с кружевными башенками готического собора, казалось, явился ей прямо из сказки. Как и многие сослуживцы отца, мама тоже не упустила возможность побывать на экскурсиях в самой Вене. Остался памятный снимок: мама в шляпке и плащике по европейской моде стоит на крыше дворца в знаменитом венском парке Шенбрунн. Могла ли она подумать зимой сорок второго, когда впервые увидела отца в запущенной и неуютной избе под Калинином, что в сорок пятом окажется рядом с ним в самом сердце Европы? Мама вспоминала, как поразили ее стильные австрийские женщины – не успели стихнуть звуки бомбежек, а они уже принарядились и вышли на улицы города – с аккуратными прическами, в хорошеньких шляпках, туфельках. Как непривычно это было для наших женщин, прошагавших в сапогах и военной форме пыльными дорогами войны.
Вена казалась маме городом вечного праздника. В кафе играла музыка, на площадях и улицах люди танцевали польки и вальсы Штрауса. Маме очень хотелось приобщиться к этой жизни, в мечтах она видела себя в вечернем платье, с крошечной сумочкой – элегантной и, главное, любимой Тосей, Тонюсей, как нередко называл ее папа. Ей так хотелось пройтись с ним, таким знаменитым, под ручку. Но судьба уготовила им обоим еще одно испытание: отец тяжело заболел – открылась и закровоточила старая язва. Встал вопрос о резекции желудка. После долгих лет тяжелейшей войны пружина здоровья, поддерживаемая могучей энергией, волей к победе, словно лопнула. В Вену приезжали на консилиум наши врачи, мнение светил медицины было однозначным: «Немедленно ехать в Москву, на операцию». Отец тянул с принятием решения, хотя боли были изводящие. Наконец он решил воспользоваться преимуществами пребывания в Европе и призвать для консультации австрийского врача. Вскоре этого человека доставили в его резиденцию в Бадене. Врача не предупредили, что везут к Главкому, но, увидев в вестибюле на вешалке китель с маршальскими звездами, он сразу все понял. Прошел в комнату, поприветствовал, по-военному щелкнув каблуками. Отец попросил врача дать медицинские рекомендации, поскольку имел сведения о том, что приехавший доктор известен как очень крупный специалист.
Ознакомившись с историей болезни и с рентгеновскими снимками, врач неожиданно сказал: «Я, господин фельдмаршал, был членом партии национал-социалистов и работал на Гитлера. Наши специалисты никогда не довели бы вас до такого состояния. У вас плохие врачи!». Отец ответил резко: «Господин доктор, если вы можете помочь – помогите, но не читайте нам нотации. Я позвал вас как врача, а не как партийца». Врач действительно оказался не просто толковым специалистом, но и тонким психологом. Ему стало ясно, что пациент находился все эти годы в состоянии жутких перегрузок, был сосредоточен и нацелен на решение ответственных задач, а когда наступил мир – его энергия иссякла, и, сам того не ведая, он поддался болезни. Значит теперь его могут спасти только строгий покой и отдых на больничной койке под наблюдением врачей? Но вердикт врача был совсем иным: «Не вижу необходимости вас оперировать. Вставайте, поезжайте на рыбалку, на охоту, настройтесь на то, что вы непременно поправитесь». Совет оказался очень дельным. Отец вскоре пошел на поправку и впоследствии решил разузнать о судьбе этого врача. Ему сказали, что он был осужден Нюрнбергским трибуналом как военный преступник, экспериментировавший на людях в концлагере.
