ей встречаться, она согласится, и то не стопроцентно.
Вот такая драма. Не зря я сразу не верил в их отношения, теперь-то после того, как все начали снимать кино, она быстро словила звезду, и Новиков ей как космонавту плавки.
Добилась своего. Правда, я не знал, что снимали конкуренты, если их так можно назвать, но, судя по всему, она реально рассчитывала на стремительный рывок в карьере.
А вот Саня стал похож на высохшую сморщенную губку. Мне даже показалось, что он постарел лет на десять. Или это из-за того, что еще сильнее сгорбился. Пришел ко мне с полупустой бутылкой «White horse», печально ухмыльнулся и промычал всего одно лишь слово:
— Снежана...
А ведь еще пару часов назад был на седьмом небе от счастья.
— Ушла?
— Кинула, как тарелочку. Всю душу растоптала...
Я думал, он расплачется. Не расплакался. Выпил из горла и сел.
— Нда. — только и выдавил из себя я.
— Будешь?
А он один рассчитывал выпить?
— Ща закусь организую.
Но не успел. Пришел Марк:
— Саня! — И обнял несчастного. — Как я тебя понимаю.
— Да? Спасибо, Марк. Выпей!
Марк выпил, а я вынес лимон и нарезку колбасы. Закусывать уже особо было нечего.
— Да. — выдохнул Саня, растягивая букву «а».
— Крепись. — Снова обнял Новикова Марк. И только в этот момент я заметил, что он пришел без привычного капюшона.
— Спасибо, пацаны, вы такие. такие.. Настоящие друзья, короче. Я вас люблю.
— Мы тебя, Саня!
Я не хотел слушать их признания, а то еще, чего доброго, могли начать лобызаться, поэтому натянул ветровку и поперся в магазин. Взял две по ноль пять, нашей русской. И градус тот же, и горевать под нее удобнее. Прикупил огурчиков и пару лимонов.
Когда вернулся обратно, Саня и Марк боролись за телефон.
— Я должен ей позвонить!
— Нет, не должен.
— Она такая хорошая, я так ее люблю.
— Она стерва и дура, кинула тебя.
— Ты просто мне завидуешь.
— Да иди ты!
— Сам иди, только верни мне телефон.
— Фиг тебе! О, товарищ режиссер!
— О, водка!
— И вторая.
Через час мы дружно ненавидели Снежану, как и всех женщин на свете, подлых и коварных, Марк плакался, что Ольга даже шанса ему не дала, но после нашего фильма она будет локти себе кусать и колени, не говоря уже о клочках вырванных волос. У меня не было повода ненавидеть Валентину, скорее наоборот, я по-прежнему испытывал к ней чувство жалости, поэтому мысли переключились на Таню. Живет там в своем Саратове, а тут парень страдает. Ну да, он немного странный, но ведь любит ее, и еще как. Это сразу видно. А она, тоже мне королева.
Еще через час водка закончилась. Мы попрятали все телефоны, чтобы никому не писать, я отрубил Интернет. Соцсети — еще большее зло. А потом мы с Марком решили, что это не дело, надо как-то развеяться и расшевелить Саню.
А вот затем я уже все смутно помню. Кажется, мы поперлись на улицу, долго шли по дороге, пока нам не встретились байкеры, они угостили нас дешевым коньяком и немного покатали. Потом мы дружно поливали газоны содержимым наших желудков, а в них, кроме закуски и алкоголя, практически ничего и не находилось. Дальше провал в памяти, скорее всего, мы где-то еще раздобыли «топливо», подзаправились, после чего Марк решил, что нам просто не обойтись без женщин определенного поведения. С их помощью мы точно отомстим всем этим жестоким и бессердечным представительницам прекрасного пола, и Саня тут же забудет свою Снежану, которая сама похожа на представительницу женщин определенного поведения, проще говоря, та еще шлюха. И снова провал в памяти, шлюх мы, кажется, не нашли. Зато встретили «конкурентов». Марк, как увидел людей с камерой, подорвался к ним и стал визжать, что они неудачники и плагиаторы, что мы были первые, кто решил снимать кино в нашем Мухосранске, что мы выиграем Канны, а максимум, что светит им, — это какой-нибудь задрипанный приз зрительских симпатий на каком-нибудь мелком фестивальчике в таком же задрипанном Тобольске или Ижевске. Ну и еще, что надо начистить им морды и заставить стричь газоны вместо Сереги. Но кажется, это они нам начистили морды, так как утром у меня безумно болела челюсть.
Но это тоже смутно отложилось в моей памяти. Зато я прекрасно помню, как мы стояли под окнами Снежаны, по крайней мере, мы так считали, что стояли именно под окнами ее дома, а Саня, не жалея связок, горланил серенаду. Пел он отвратительно, хотя тогда нам так не казалось. Мы даже подвывали с Марком.
— Ты узнаешь ее, ты узнаешь ее, ты узнаешь, ты узнаешь, ты узнаешь ее.
Трудно было бы ее не узнать, она же скоро в Голливуде собралась сниматься.
А серенада получалось что надо. Соседи, как водится, поливали нас не только отборным матом, но и холодной водой и, возможно, томатным соком, по крайней мере, с головы стекало что-то красное и липкое. Снежана так и не вышла, а мы уперлись восвояси, пока не приехала наша доблестная полиция.
Далее Марк мочился на здание мэрии, а мы с Саней кричали: «Вадик, выходи, выходи, подлый трус». Время уже давно было за полночь, я бы сказал, что гораздо ближе к рассвету, чем к полуночи, и все уже почти спали, кроме доблестной полиции, которая все-таки навестила нас и даже поймала. Но, возможно, впервые я не пожалел, что попал в этот чертов ролик «зомби-домино», так как один из сержантов узнал меня, смягчился и уговорил второго отпустить нас взамен на небольшие роли в нашем, как он выразился, «нереально крутом» фильме. Хотя попросту мне могло показаться, что он так выразился.
Потом Новиков обнимал дерево и предлагал ему пожениться в Лас-Вегасе, Марк спал на лавочке, а я засунул в рот дубовые листья и застыл на месте, как солдат в почетном карауле. Мне казалось, что я, как Алиса, проваливаюсь куда-то в пропасть и уменьшаюсь, уменьшаюсь, уменьшаюсь до тех пор, пока не становлюсь меньше спичечного коробка. Это было страшно и страшно приятно, так как теперь я мог незаметно залезать на женщин и гулять по их огромным и чарующим взгляд телам. Мне так казалось, по крайней мере.
— Свободу Анжеле Дэвис! — сквозь сон выкрикивал господин Никулов.
— Где оно? Где оно? Где оно? — выкрикивал
