Книга Ovum - Кирилл Куталов

Ещё секунду Славик видит тлеющие очертания на утоптанном снегу. Он снимает маску. Подсвеченные невидимыми лампами бутылки, оранжевое сияние, тёплый полумрак корпоративного бара на восемьдесят третьем этаже башни.

Город внизу спрятан за плотными облаками.

Очень хочется выпить.

Мужчина с остро подрезанными бакенбардами улыбается, вытягивает в сторону Славика сложенный из пальцев пистолет. Бах. Типа, попал.

– Вот оно. Огонь желания. Продукт показывать нельзя – мы его и не показываем. А он как секс – уже у вас в голове. Мы долго к этому шли. Начали с размытых изображений, знаете, как в японском порно. Эффект отмечали интересный, но нестабильный. Потом фигуры умолчания в типических ситуациях, когда продукт должен быть, а его нет. Кафе на набережных, бары, домашние застолья – и ни одной бутылки на столе. И теперь вот это. Шедевр. Горжусь. Физический дискомфорт, холод, безысходность, близость смерти, нищета. И продукт, единственный доступный механизм компенсации. Это же можно как-то интегрировать?

Славик вспоминает перекрытое масаями шоссе из Найроби на запад, в сторону озера Виктория. Деревня без названия, взвод солдат в форме без опознавательных знаков, с калашниковыми и М16 вразнобой, армейские джипы на обочине, сотни людей в чёрно-красных клетчатых платках шука вдоль дороги. В руках у людей дубинки, куски арматуры, палки. Люди подходят и подходят, одни идут из саванны, другие по перекрытому шоссе, вдоль бесконечной пробки. Парень с молотком на длинной металлической рукоятке останавливается возле минивэна, где сидит Славик.

– Что случилось? – спрашивает Славик. – Когда поедем?

Платок шука на парне повязан поверх чёрной майки-алкоголички и подвёрнутых до колен джинсов. На ногах у него белые Adidas originals, перемотанные армированным скотчем.

– Это наша дорога, – говорит парень. – Когда скажем, тогда и поедешь. Понятно?

– Понятно, – говорит Славик. – А выпить здесь есть где купить?

– Пойдём со мной.

Славик выходит из минивэна, и они сорок минут топают вдоль пробки в сторону деревни, до первых построек из глины и металлических листов. Выпивку продают в бетонном сарае с решётками из прутьев арматуры на окнах и дверях, внутри сарая стоит бильярдный стол с заштопанным в пяти местах сукном, у стола – парень в армейских шортах и одном кроссовке. На голове у парня вытертая до торчащих красных ниток кепка с надписью make america great again. Парень разбивает пирамиду из шаров, снова собирает её и снова разбивает. Славик ждёт, парень оттачивает удар, у дверей стоят двое с дубинками и этот с молотком. Через полчаса парень в одном кроссовке устаёт долбить шары и продаёт Славику бутылку тростниковой водки за пятьдесят долларов. Этикетки на бутылке нет.

Физический дискомфорт? Безысходность? Близость смерти?

– Конечно, можно, – говорит Славик мужчине с остро подрезанными бакенбардами и перстнем чёрного золота. – Конечно, интегрируем.

48. Славик. Социально опасные

Открытая веранда ресторана на пятом этаже бывшего ЦУМа. С веранды открывается вид на пустой угол Петровки и Кузнецкого, на прозрачную плиту зимнего воздуха над городом. Три тепловые пушки плавят падающий снег на подлёте к деревянному полу. В серебряном ведёрке в ледяной крошке плавает вторая бутылка Moёt.

– Столика здесь не дождёшься, я три раза пробовал, бронь кончается за полгода, – говорит Славик.

– У нас свой.

Невысокий кругловатый мужчина с покатым лбом и чёрными индийскими усами залпом допивает шампанское, ломает перемазанными в жире руками панцирь лобстера. Шёлковая рубашка на животе мужчины расходится между пуговиц, наружу лезут дольки волосатого тела.

– Столик свой у нас здесь, говорю, ижмашевский, что смотришь?

Второй мужчина сидит напротив Славика, вытянув спину под идеальным прямым углом к поверхности веранды, как по плотницкому уровню. Он выше первого на две головы, заметно старше – ему под шестьдесят – и необычайно худ, словно половину тела ему отрезали изнутри. Иногда он отщипывает от ломтя чиабатты куски размером с ноготь мизинца и отправляет в рот. Его усы, в отличие от густых индийских усов кругловатого, едва виднеются на смуглой коже – не усы, а тень усов. Из-за них худой похож на пожилого бербера.

«Ему бы джалабию с капюшоном и платок на голову, – думает Славик. – Больной, наверное, не ест ничего».

Худой улыбается Славику тенью усов, отпивает из низкого стакана, ставит стакан на скатерть.

– Коллега показывал, как работает ваша технология. Глубины бессознательного. Впечатляет. Необычно.

Круглоплечий щёлкает короткими пальцами, тычет в пустую бутылку, гонит официанта за следующей.

– Нашим клиентам должно понравиться, – продолжает худой. – Они особенные люди. Реклама их раздражает. А здесь – другое. Личное, нутряное.

Не отрываясь от стула, худой сгибает длинное тело, тянется через стол к Славику и тихо говорит ему в лицо:

– У нас ведь и товар особый, вы же понимаете. Можете так сделать, чтобы этот особый товар попал к этим особым людям? И никому, кроме них? Чтобы больше никто про него не знал? А коллега вам передаст необходимые материалы. Видео со стрельб. Обзоры. Оперативные съёмки.

Славик смотрит в смуглую кожу и близкую тень усов.

– Установим таргетирование, – говорит Славик. – Зададим параметры, исключим социально опасных…

– Нет-нет, – худой плющит в улыбку губы под усами. – Вы меня не поняли.

Он втягивается назад, на исходную, девяносто градусов по отношению к поверхности пола. Позади него открывается красивый вид на пересечение Петровки и Кузнецкого.

– Вы же сами бывали в особенных местах. В Африке. Мы про вас знаем. Вы сами, можно сказать, наша аудитория. Особенный человек.

Худой отщипывает мякиш размером с ноготь мизинца, запивает глотком воды.

– Лохам оружие наше не показывай, – говорит круглый сквозь кусок лобстера во рту. – Мужикам показывай нормальным. Социально опасным. Не тупи, чё ты как этот.

И кидает в себя бокал шампанского.

Славик оглядывается по сторонам, думает: ты охренел, тут же камеры везде.

– Это наш столик, не ссы. – Круглый поднимает с блюда последнюю устрицу и всасывает толстым ртом. – Ижмашевский. Здесь можно.

Перед глазами Славика мелькает флешбэк: он сидит на красной земле, на обочине дороги к югу от Могадишо. Ноги раздвинуты, руки на голове, перед ним – вытряхнутые из рюкзака камеры, айпад, провода, переходники, телефоны. Солнце Славику заслоняет босой парень в жёлтой футболке и красно-белой арафатке. Арафатка закрывает лицо, видны только обкуренные глаза с красными белками. В руках у парня ободранный АК с синей изолентой на прикладе. Парень кричит на арабском, замахивается автоматом, приклад останавливается в сантиметре от лица Славика. Парень смеётся.

– Особенным, – повторяет Славик. – Можно, конечно. Кроме них, никому не будем.

Когда ижмашевские уходят, Славик остаётся в ресторане ещё на четверть часа, допивает в одиночестве Moёt. Круглый попросил: сказал, чтобы толпой не слоняться, не привлекать внимание.

49. Славик. Идеальные создания

Центральный офис косметического гиганта, стойка ресепшена. Салатовый диван напротив стойки, слева стеллаж с образцами продукции – разноцветными банками и тубами. Вдаль от стойки тянется стеклянный коридор опенспейса, стеклянные стены, стеклянные двери, прозрачное пространство, расчерченное невидимыми перегородками.

«До Перехода проектировали», – думает Славик.

Он ждёт назначенной встречи, диван под ним податливый и упругий одновременно, как дорогой матрас. На таком даже спать можно.

– Подождите, – говорит парень за стойкой ресепшена. На парне обтягивающая рубашка, волосы блестят от геля, на ногтях чёрный супрематический маникюр. – У них важная встреча. Вас скоро пригласят.

Славик откидывается на салатовую спинку, закрывает глаза. Опенспейс производит множество ритмичных монотонных звуков: позвякивает лифт, гудит кофемашина, слышны неразборчивые голоса. В усыпляющем офисном миксе Славик слышит Африку: дребезжит о камни мятая жестяная банка, стучит двухтактный двигатель тук-тука, иногда вдалеке, в квартале за рынком, куда обычно не приезжает полиция, стреляют – недолго, две-три короткие очереди из АК.

Спустя минуту он снова в комнате с мятыми жалюзи на окнах и сломанным вентилятором на потолке. Он снова охотник за живым — сейчас наденет пропитанную потом кепку с логотипом Yamaha и отправится в Chez Dada, бар на берегу океана. Он будет сидеть там, пить кофе, одну чашку за другой, смотреть, оценивать, раздевать взглядом тела: широкие бёдра, узкие талии, длинные