Книга Ovum - Кирилл Куталов

На большом экране в фойе четвёртого корпуса сутками крутится проморолик.

Серая комната, бетонный мешок. В центре – человек в белом шлеме-яйце. Проходит три секунды, яйцо раскалывается изнутри, из трещины появляется стебель нарцисса с бутоном, бутон распускается, и экран взрывается образами. Они то становятся предельно чёткими, то тускнеют, расплываются по краям, и тогда сквозь них проявляются следующие образы. Их поток непрерывен, они переплетаются и перетекают друг в друга: кабриолет на набережной, бассейн с эффектом бесконечности, вид из пентхауса, рассвет над океаном, снег на горном склоне, идеальное тело с мужскими признаками, идеальное тело с женскими признаками, идеальное тело со всеми признаками сразу, бриллианты, бокалы с шампанским – витрина райского супермаркета.

Затем экран темнеет, вспыхивает радужной рябью, как в сломанном сканере, в центре появляется логотип и слоган.

Ovum. Всё у тебя в голове.

Счастье больше не обезличенная реклама на пыльном экране. Счастье внутри тебя, оно светится там тёплым оранжевым светом.

Вопрос из раздела FAQ на сайте: когда появится опция покупок во сне? Предположительно к середине лета, наши лучшие учёные и инженеры уже работают над этим.

46. Диана. Кресло

Кресло с пневморегулировкой в «тридцатку» доставляют вместе с остальной техникой, под Новый год. Диана смотрит по внутреннему видео, как техники монтируют кресло в переоборудованном кабинете главврача.

Теперь из кабинета при желании можно вообще не выходить, жить в нём, как в космическом челноке на орбите. Если его разложить, кресло превращается в облако, обтянутое мягкой кожей, и Диана тонет в нём, не чувствуя собственного веса. А потом облако снова становится Чёрным троном, только кнопку нажми на крошечном пульте размером с зажигалку.

Славик даже говорить стал тише, когда её в нём увидел.

Пульт от кресла Диана повесила на брелок с ключами от квартиры.

Снежным зимним вечером Диана откидывается в кресле, вытягивает ноги, скидывает на пол кроссовки-оверсайз из последней коллекции Balenciaga. Личный шлем Дианы, изготовленный по её мерке, хранится в тумбе стола, в чёрном кубе. Она достаёт шлем, раскладывает кресло, подключает шлейф, надевает белое яйцо на голову, нажимает Enter.

Щелчок, радужное свечение, как внутри сломанного сканера, потом темнота, потом…

Из темноты навстречу Диане выходит другая Диана, в точности такая же, как первая, – её неотличимая копия. Она даже одета так же, в джинсы и белую худи с капюшоном, из-под капюшона виднеется розовая татуировка в виде буквы А., похожая на нежный след от ожога. Вторая Диана останавливается в трёх шагах напротив первой, пряди платиновых волос кажутся острыми, как будто сделаны из металла и заточены на концах.

– Что на тебе надето? – спрашивает первая Диана. – Перечисли вещи и бренды. Можешь в произвольном порядке.

– Это всё, чего ты от меня хочешь? – улыбается Диана из темноты.

– Сейчас это важно.

– Для тебя?

– Для работы. Я говорила, теперь всё будет по-другому.

– Хорошо. Но я умею больше. Дай я покажу.

Диана из темноты протягивает руку к голове первой Дианы. Перспектива нарушается, пространство складывается листом бумаги: только что их разделяли несколько шагов, и вот две женщины стоят почти вплотную друг к другу.

Первая Диана делает полшага назад, выставляет руки.

– Стой! – кричит она.

И добавляет спокойным голосом, как будто переключив внутри себя режим:

– Я знаю, что ты умеешь. Мне нужно другое. Дисциплина и подчинение. Ты алгоритм. Я могу тебя стереть в любой момент. Просто следуй инструкциям.

– Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, – говорит Диана из темноты. – Тебе тревожно. Ты не понимаешь, кто я и что с тобой сейчас происходит. Тебе удобнее думать, что я – алгоритм. Хорошо, если ты этого хочешь, пусть так и будет.

– Перечисли вещи и бренды.

В трёх шагах от Дианы стоит другая точно такая же Диана, в такой же белой худи с капюшоном, в голубых джинсах, в белых кроссовках-оверсайз.

– Balenciaga, Richmond, Crhistian Dior, DKNY.

– Сразу бы так.

Диана вслепую щёлкает по клавиатуре и ещё с минуту сидит, не снимая с головы белое яйцо шлема.

47. Славик. Огонь желания

Корпоративный бар крупного алкогольного дилера на восемьдесят девятом этаже башни «Федерация». Башню укрыло облако, города внизу не видно, окна наглухо запечатаны матовой туманной серостью.

Мужчина с остро подрезанными бакенбардами и тонким, загибающимся книзу носом обводит рукой высокие, во всю стену, стеллажи с бутылками. В лучах невидимых ламп вдоль пола бутылки светятся изнутри тёплым оранжевым светом.

– Лично я считаю, нам реклама не нужна. Можем себе позволить. Есть реклама, нет рекламы, люди употребляют – ну, вы понимаете, – примерно одинаково, если в целом по миру. К тому же прямо показывать наш продукт мы не можем.

На безымянном пальце мужчины коротко вспыхивает квадратный бриллиант в перстне чёрного золота – за секунду до этого камня не было видно в тени, и через секунду он снова исчезает.

– Нам остаётся только поддерживать огонь желания. Разными способами. Вот, взгляните.

Мужчина протягивает Славику одноразовую нейромаску в дешёвой целлофановой оболочке с надписью «Стерильно» на шести языках. Славик надрывает плёнку, натягивает маску на лицо. Щелчок. Из чёрного фона выплывают светящиеся неоновые титры.

«Уровень допуска: 21+, тематические ограничения.

Жанр: погружающая нейросимуляция.

Серия: «Призрачные предчувствия». Пилотный выпуск, только для служебного использования».

Титры гаснут, поле обзора вспыхивает смазанной радугой, как внутри сломанного сканера.

Славик сидит в старом пассажирском автобусе. ЛиАЗ, модель 667, больше известный как «скотовоз»: мятая жесть корпуса, до трухи сгнившая по краям у днища. Сиденья обтянуты дерматином цвета сырого мяса, тускло горят через один светильники в матовых пластиковых плафонах под потолком. На перегородке возле передней двери-гармошки – круглая эбонитовая урна для использованных билетов. Автобус дёргает передачей, громыхает под полом раздолбанным карданом, затем двигатель с коротким скрипом глохнет.

– Выходи, слышь. Приехали.

Славик оглядывается по сторонам – в «скотовозе» он один, не считая невидимого водителя в тёмной кабине. Задняя гармошка со стуком распахивается. Бензиновый жар внутри стремительно рассеивается, воздух в салоне стынет.

Славик встаёт с дерматинового дивана. Резиновые калоши валенок по войлок тонут в талой луже.

Он спускается по трём проседающим под ногами ступенькам и обнаруживает себя в зимнем ночном пейзаже. Улица на окраине Воркуты. Сугробы выше человеческого роста вытянуты узким коридором. Через каждые десять метров дорогу освещают на треть погружённые в снег фонари, конусы холодного голубого света прошиты метелью. За сугробами видны пятиэтажные дома со смазанными метелью окнами. Снег колет лицо, ветер сбивает дыхание.

«Надо идти, хули, – думает Славик. – Метель, сука. Замёрзну же здесь».

Укатанный снег сухо скрипит под резиновыми калошами. Соскакивают не по размеру большие валенки, Славик поджимает пальцы на ноге, чтобы не болтались. Пальто с воротом из пластикового меха давит на плечи. Холод поднимается из пустого желудка и встречается с холодом снаружи.

Протоптанная через сугроб чёрная тропа отходит от освещённой дороги и ведёт к смазанным метелью домам. Фонари остаются позади, в темноте мороз крепчает, между краем валенок и полой пальто леденеют колени.

Справа сквозь метель на одной ноте тупо лает невидимая собака.

Высокая тёмная фигура со вжатой в широкие плечи головой в сплющенной ушанке вылетает навстречу Славику из-за угла. Идёт быстро, механически шатаясь. Славик уворачивается, теряет тропу, проваливается по колено, зачерпывает снег голенищем валенка. Тёмная фигура удаляется прочь, от неё остаётся слабый запах перегара и желудочного сока.

«Верный знак, – думает Славик. – Сейчас всё будет».

Лепесток света из окон продмага за углом падает на снег, и снег волшебным образом становится ярко-оранжевым, тёплым. На свет и на снег приятно смотреть, оранжевое согревает Славика изнутри, наполняет кровью уставшее сердце.

«Зайду и скажу: маленькую дай, – думает Славик. – Или нет, за двести восемьдесят. Лучше за двести восемьдесят. Здесь немного вмажу и, что останется, домой отнесу».