имело к её исчезновению никакого отношения. Вы же при этом действуете так, словно совершенно уверены в смерти вашей дочери, хотя её тело не найдено, свидетелей преступления нет. Ещё недавно вы бросили в темницу Жильбера де Руже, с которым её видели в последний раз живой, но потом вдруг выпускаете его, обещаете ему часть наследства и дарите перстень, который называете фамильной драгоценностью. И Жильбер, надеявшийся получить свой куш, вместо этого заболевает страшной болезнью, от которой нет спасения. Зачем же вы подарили ему этот перстень, который сами никогда не носили? Не для того ли, чтоб он свёл его в могилу, как когда-то сэра Ренода и его потомков, вплоть до Лазара де Олонда, на толстые пальцы которого это кольцо не налезло, что и позволило ему дожить до естественной смерти от обжорства?
— О чём вы, ваше сиятельство? — барон хмуро смотрел на него. — Вы полагаете, что это я убил бедного Жильбера?
— Именно так, потому что родовое проклятие прячется в этом кольце и проявляется, когда глава рода носит его на своей руке. В этот раз вы решили использовать его для того, чтоб наказать убийцу вашей дочери. Что ж до остальных ваших бед, так они выглядят не слишком убедительно. Полгода назад вы были богаты, ваш дом, где с утра до вечера толпились слуги, сиял роскошью, ваша супруга щеголяла в бархате и драгоценностях, которым позавидуют иные графини и маркизы, ваш рудник приносил стабильный доход, в чём я имел возможность убедиться, изучив бумаги. И вдруг вы погрязли в нищете? За полгода? Помилуйте, как это может быть? У вас же не было особых трат, вы не влезали в сомнительные предприятия, не играли по крупному в тайных притонах, у вас нет армии любовниц, требующих дорогие подарки. Куда делись ваши сокровища?
— Зачем же мне нужно было делать вид, что я обнищал, если этого не было? — проворчал барон.
— А вот этого я не понимаю! Я только вижу, что ваши заявления, всячески подкрепляемые словами и поступками, не соответствуют действительности. Вы ведь даже написали маркизу де Лианкуру слёзное письмо, умоляя об отсрочке выплаты податей. Мой дед сейчас восстанавливает своё положение при дворе, он в гуще придворных событий, он налаживает новые связи и формирует собственную коалицию. Ему нет дела до бед, свалившихся на его верного вассала. Но он добрый и щедрый человек и, услышав от секретаря о вашей просьбе, он, конечно, даже не вникая в суть, удовлетворяет вашу просьбу и к тому же милостиво прощает вам часть долга. А у вас теперь есть ещё одно подтверждение вашего бедственного положения. Но всё это слишком нарочито, слишком бросается в глаза. Этот потрёпанный плед, старые, едва не заплатанные камзолы… Платья вашей супруги, блистающие роскошью, всё так же висят в её гардеробной. А где же ваши наряды, в которых вы появлялись полгода назад рядом с ней на пирах и турнирах? Они не могли износиться до дыр за это время. К тому же вы — человек воспитанный в старых традициях. Как бы вы не были бедны, но принимать у себя члена семьи вашего сюзерена в таком виде вы бы не стали. Даже опустившись на дно, столь благородные люди продолжают следить за собой и стараются выглядеть достойно, это у них в крови. Так зачем же вы выставляете напоказ вашу мнимую нищету? Зачем вы разогнали слуг и гарнизон, оставив здесь лишь самых верных? Может быть, для того, чтоб никто не путался у вас под ногами, когда вы принялись за осуществление вашего плана мести? И кто подорвал сторожевую башню, чтоб создать видимость возвращения проклятия? Вы сами или кто-то из ваших рыцарей, которых вы потом распустили, наверняка снабдив отличными рекомендациями? А может, вы хотели превратить в ад жизнь тех, кто отнял у вас дочь? Скажите, когда Жильбер де Руже уже понял, что с ним происходит, но ещё не утратил возможность говорить, он расспрашивал вас о проклятии? Что вы сказали ему? Вы убедили его, что он проклят вместе с вами, или честно объяснили, что это изощрённая казнь за смерть Жаклин?
Он помолчал, глядя на де Олонда, но, так и не дождавшись ответа, продолжил:
— Я не знаю, каким образом вы узнали, что подлинной виновницей гибели Жаклин была Арабелла, однако, и ей суждено было ответить за это преступление. Все эти беды, свалившиеся на неё: бедность, тяжёлый труд в отсутствие слуг, постоянные разговоры о проклятии, страшная смерть Жильбера де Руже и появление в замке призрака, который не давал ей спать по ночам. Это же ваших рук дело?
— Вы хотите сказать, это я убил свою жену? — с некоторой угрозой уточнил барон.
Марк молча кивнул.
— Я давно подозревал, что вы ведёте здесь какую-то игру, но получил доказательства, лишь когда вы убили Арабеллу.
— Ваше сиятельство! — с ужасом и возмущением крикнул Дамьен, но Марк остановил его жестом.
— Вы действительно превратили её жизнь в ад, но вам было мало её страданий и ужаса. Наверно, вы ждали, когда на её глазах умрёт её сообщник, а потом решили, что пришёл и её черёд. Это было очень жестоко, так поступить с женщиной. Не зря король Эдмонд запретил такую казнь для изменников. Но вы помните другого короля, Франциска, а тот умел быть совершенно беспощадным и часто действовал в устрашение. При нём именно так и расправлялись с пойманными шпионами, предателями и перебежчиками. Причём, в этом имелась одна тонкость: преступников низших сословий казнили низшие чины, а вот рыцари удостаивались чести умереть от рук равных себе. Так что вы знаете, как это делается.
— Если уж так судить, — криво усмехнулся барон, — так почему ж вы не обвиняете в этом моих слуг, которые тогда были солдатами?
— Из-за узла, — ответил Марк. — Об этом я услышал от маршала Беренгара, а после об этой детали упоминал и мой дед. Солдаты связывали руки своей жертве обычным узлом, а вот рыцари использовали особый, с тройным захлёстом.
Барон снова нахмурился.
— И как вы думаете, я со своими больными ногами и не разгибающейся спиной мог проделать такое?
— Я думаю, что ваша болезнь такой же фарс, как и ваша бедность. Вы вполне здоровы, но именно для того, чтоб отвести от себя подозрения, прикинулись развалиной. Поверьте, если б это было правдой, я бы не позволил себе столь грубое выражение. Это вы ходили по пустующим комнатам третьего этажа и двигали мебель, чтоб каждую ночь пугать свою супругу, вы изводили её разговорами о проклятии и
