меня не поняла. Списала все на мою доброту, но… всегда можно исправиться…
Разворачивается ко мне. А затем… Я не понимаю, что происходит. Резкий выпад Петра, обжигающая боль в щеке и меня откидывает на пол.
Боль ослепляет. Свет меркнет. Ударяюсь головой и чувствую, как рот наполняется металлическим вкусом собственной крови…
Петр наклоняется и поднимает меня за волосы, цепляюсь за запястье, царапаюсь и вижу перед собой холодные глаза Петра, который сжимает руку еще сильнее и выговаривает с расстановкой:
– Развода, Нина, не получишь. Либо мы вернемся в нашу идеальную семью, либо я тебя покалечу, упрячу в психушку, отберу детей и пущу твоего отца по миру. Ты готова взять на себя вину за смерть любимого папочки, чье сердце не выдержит ударов?
– Ты – чудовище… – хриплю в ответ и слезы катятся по лицу.
– Какой есть, милая моя, или ты думаешь, до моего положения можно добраться, не замаравшись?! – вскидывает бровь. – Я по головам хожу и конкурентов размазываю, думаешь, с собственной женой разобраться не смогу?!
– Я ненавижу тебя, лучше убей сейчас, потому что в твою больную семью я не вернусь и детей своих не позволю калечить…
– Как мило… А теперь мой главный вопрос: что ты делала в моем кабинете и почему мне пришло оповещение о неправильно набранном коде сейфа?!
Сглатываю. Понимаю, что Петр знает…
Он знает, что я пыталась открыть его сейф, но известно ли ему, что у меня получилось?!
– Отвечай, дрянь, иначе кровью харкать будешь! Я тебя на заднем дворе прикопаю – никто следов не найдет!
– Прикапывай! Я не буду с тобой! Меня от тебя тошнит!
Свирепеет, ноздри раздуваются, а мне вдруг становится все равно, пусть лучше умру, чем позволю этому уроду прикоснуться к себе. Жалко только то, что документы так и не смогла передать Вадиму…
Мне теперь не выбраться отсюда…
Сердце колет болью. А вот Станиславский, видимо, что-то читает по моему лицу. Окидывает меня внимательным взглядом, улыбается и цедит спокойно:
– Ну что же, дорогая моя, это твой выбор…
Прикрываю веки, готовлюсь получить удар, который не снесу, все же Петр крепкий мужчина, физически сильный, он гораздо сильнее меня…
Слезы текут из-под опущенных век, как вдруг я слышу резкий грохот.
Кажется, что дом буквально содрогается. Грохочет так, словно бомба взорвалась, и Станиславский откидывает меня, подобно мешку, в сторону, сам же идет на звук, подбирается.
– Какого хрена?! Охрана!
Орет так, что у меня в ушах закладывает, плохо понимаю, что происходит, слышу в отдалении звуки битого стекла, кажется, что взрывы…
Голова гудит, болит, перед глазами свет почти меркнет, но мне жизненно необходимо выбраться из этого проклятого кабинета…
Я пытаюсь подняться, но падаю, голова кружится. Кажется, удар был достаточно сильным… Но включается шок, боли не чувствую, на четвереньках пытаюсь выбраться из кабинета.
Стираю с губ влагу и, только посмотрев на свою ладонь, понимаю, что это кровь… которая струится из уголка разбитых губ…
Меня накрывает так, что гул и шум в ушах не отпускает, я хватаюсь за край двери, помогаю себе руками, подтягиваюсь, чтобы хоть как-то придать телу вертикальное положение.
Держусь за косяк и на негнущихся ногах иду вперед, едва держусь за стены, просто хочу убраться отсюда, из этого ада…
Наконец, выглядываю в раскуроченный холл и вижу, что входная дверь откинута на пару метров, ее что, выбило?
Не понимаю, что происходит. Я будто оказываюсь в каком-то фильме…
Запах гари забивается в ноздри. Дым заставляет глаза слезиться, но несмотря ни на что, я четко вижу, когда в мой раскуроченный дом входит высокий мужчина. Черная одежда. Широкие плечи. И глаза с золотыми прожилками.
Вадим кажется совершенно чужим. Злым. Лютым.
– Проникновение в чужой дом, Царев. Считай, ты подписал себе смертный приговор. В тюрьме сгною!
Рычит Станиславский, но Вадим остается равнодушным ко всему, а я понимаю, что в отдалении слышу звуки полицейских машин…
– Попробуй, – тихо отвечает мужчина, с которым я еще несколько часов назад чувствовала себя самой счастливой…
– Ну надо же…
Вдруг выдыхает Станиславский и оборачивается. Сразу же цепляет меня взглядом, а затем все происходит слишком быстро.
Я вижу летящего на меня Станиславского. Бледное лицо, лютый взгляд, а в руках оружие… пистолет… он хватает меня как пушинку и прижимает к себе, тащит, упирает пистолет в мой висок и оборачивается на застывшего Вадима…
А я смотрю в пустые глаза Царева. На его абсолютно безэмоциональное лицо, в глаза, в которых читается приговор, и не понимаю, что я делаю между этими двумя хищниками.
Где с одним я прожила годы, но так и не поняла до недавних пор, с каким извергом живу, а вот второй… мужчина из моего прошлого… тот, в которого я была влюблена и с которым так и не встретилась…
Знаю ли я Вадима, по сути?!
Пришел ли он для того, чтобы спасти меня?!
А что, если и Царев играет в свою игру, где я всего лишь несчастная и непутевая жена его конкурента?!
Вопросы пролетают в моей голове один за другим, и я осознаю, что ничего не знаю…
Сердце болит, а еще страх затапливает, потому что я не понимаю, почему Станиславский прикрывается мной, держит меня на манер живого щита?!
А звуки сирен все ближе, и я понимаю, что полиция в пути… и кто-то ведь их вызвал…
Сам Царев или охрана на постовой…
– Отпусти девушку, – наконец, совершенно спокойно выдыхает Вадим.
– Или что?! Эта девушка – моя жена, а ты ворвался в мой дом, Царев, считай, себе смертный приговор подписал.
– Отпусти ее. Поговорим. Все твои махинации вскрыты.
Голосом Вадима можно колоть лед. И в глазах у него такая пустота. Будто киборг передо мной, а не человек. Ни единой эмоции на лице.
И я не понимаю, он сейчас блефует или действительно говорит правду?!
То, что у Царева своя игра… я теперь это понимаю, единственно, не пойму, какая роль у меня во всей этой игре изощренного ума…
Я смотрю на Вадима. Вспоминаю, каким пылким и жарким он был, как целовал, улыбался… Как шутил и кормил меня наутро…
И этот мужчина их моих воспоминаний совсем недавнего прошлого и человек в темных одеждах, который сейчас стоит передо мной – они разные, как небо и земля…
И который из них настоящий, я не знаю…
– Зацепила тебя моя жена, да?
– Отпусти ее. Будем
