Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
сделать реку мелким ручьем, проведя от нее 360 каналов (Hdt., I, 189–190; 202). С греческой точки зрения такие действия рассматриваются как проявление спеси и абсурда варварского тирана (Aesch. Pers., 747–752; Hdt., VIII, 109). Однако французский культуролог Доминик Брикель видит в поведении Ксеркса индоевропейский обычай перехода героя через враждебные воды, спор с ведийском богом «сыном вод» Апамом Напатом за победу в войне[246], ведь по зороастрийской доктрине соленая морская вода просто представляла собой испорченную злым духом пресную[247]. Согласно другому предположению, в данном акте пролив представляется как царский слуга или раб, который был наказан за противодействие монарху[248]. Вероятно, как и в шаманской практике, локальное божество можно было как ублажать жертвами, так и наказывать за противодействие. Ведь в начале второго, удачного пересечения Геллеспонта по новым мостам тот же Ксеркс, совершив возлияние, бросил в пролив чашу-фиалу и сосуд-кратер из золота, а также меч-акинак (Hdt., VII, 54; ср.: Aesch. Pers., 749–752)[249]. Подобным же образом и Александр Македонский при переправе через Геллеспонт принес в жертву Посейдону быка и совершил возлияние из золотой фиалы нимфам-нереидам (Arr. Anab., I, 11, 6; ср.: VI, 19, 5).
Еще об обычаях, связанных с войной, известно, что при получении известия о взятии Сард ионийцами и афинянами Дарий I потребовал лук и запустил стрелу в небо, воскликнув: «О Зевс! Позволь мне воздать афинянам!» (Hdt., V, 105; 108). Этот выстрел чем-то напоминает римский обычай, когда жрец-фециал бросал священное копье в сторону страны врага, что было знаком объявления войны (Ovid. Fast., VI, 205–208). С другой стороны, действия Дария могут быть истолкованы в связи с благословением-африном, просящим победу у стрелы, которую царь Виштасп дал сыну Зарера Баствару в пехлевийском сочинении «Айадгар-и Зареран»[250].
Ктесий таким образом описывает действия Дария и царя европейских скифов в начале войны между ними: «И посылали друг другу луки; более же сильными были луки скифов. Поэтому и Дарий, бежав, перешел мосты…» (Phot. Bibl., 72a, 17). В рассказе Геродота такого факта не упомянуто. «Отец истории» повествует лишь о том, что скифские цари послали Дарию в качестве символических даров птицу, мышь, лягушку и пять стрел (Hdt., IV, 131). Лук же рассматривается у скифов символом силы и царской власти[251]. Если признать описание Ктесия некоторым образом соответствующим действительности, то имелось в виду традиционное состязание противников в силе использования своего главного оружия, а не какой-то специфический иранский обычай, ведь и царь эфиопов послал Камбизу лук с предложением персам его натянуть и уже затем идти на него походом (Hdt., III, 21; ср.: IV, 9)[252].
Царь, охотящийся на грифона. Ахеменидская печать. Музей изящных искусств в Бостоне, 21–1193. Воспроизведено по: Frankfort H. Cylinder Seals: A Documentry Essay on the Art and Religion of the Ancient Near East. London, 1939. Pl. XXXVIIn.
О бытовых обычаях, которые, очевидно, действовали и на войне, известно, что в знак верности своему обещанию персы подавали правую руку[253]. Об определенной сакральной роли правой руки монарха свидетельствует заклинание Дария III богом Митрой и своей правой рукой (Plut. Alex., 30, 4). Поднятая правая рука без оружия обозначала дружественный жест (Xen. Cyr., IV, 2, 17–19; VI, 3, 13), что не обязательно рассматривать в некоем культовом контексте, а просто как указание на невраждебные намерения и отсутствие оружия. Восставшему правителю после его гибели в бою отрубали правую руку и голову, как это было сделано с телом спартанского царя Леонида и Кира Младшего — это считалось наказанием непокорному вождю, тело которого к тому же не погребалось, а распиналось[254]. Из бедренной кости поверженного противника могли сделать рукоятки мечей (Ael. Var. hist., VI, 8). Об обряде принесения клятв известно, что в 401 г. до н. э. греки и персы дали взаимную клятву верности, заклав на гоплитском щите быка, кабана и барана и обмакнув в кровь меч (греки) или наконечник копья (персы) (Xen. Anab., II, 2, 9). Вероятно, в данном случае щит выступает как ритуальный сосуд с посвятительной жидкостью, а оружие — как предмет-медиатор между клянущимися и божествами[255].
Из военных обычаев персов Геродот (VII, 55) также упоминает, что при парадном шествии по мосту через Геллеспонт десятитысячный персидский корпус (видимо, «бессмертные») и еще тысяча копьеносцев были украшены венками. Вероятно, как и у греков, ношение венков имело некий религиозный характер, ведь известно, что молящийся украшал свою тиару миртом (Hdt., I, 132; Strab., XV, 3, 13; Xen. Cyr., VIII, 3, 12; Chariton., VI, 2, 3; Athen., II, 48е), а воины, согласно Ксенофонту (Xen. Cyr., III, 3, 34; 40), при жертвоприношениях украшали себя венками, которые могли носить и некоторое время после священнодействий. Кроме того, Ахура-Мазда на бехистунском рельефе протягивает царю, как считается, коронационный венок[256]. Таким образом, вполне вероятно, что ношение венков было связано с религиозным обычаем, а не было просто греческим обрядом, перенесенным на персидскую почву.
Сохранилась и некоторая информация по отношению к пленным и трофеям. Во время боя персы убивали пленных, причем для нанесения противнику максимальных потерь уничтожали даже вражеских лошадей и добивали раненых (Hdt., VII, 233; Xen. Cyr., I, 4, 18; III, 3, 64–65; ср.: Hdt., IX, 39). На поле боя ненужное вражеское оружие сжигалось (Xen. Cyr., IV, 2, 32–33; 5, 36; 6, 1), кони реквизировались для своих всадников (Xen. Cyr., IV, 2, 32; 3, 9; 5, 36). Иногда даже после боя все вооруженные убивались (Xen. Cyr., IV, 2, 32): в аккадской версии Бехистунской надписи Дарий рассказывает, что после поражения восставших вавилонян в битве при Зазане (18 декабря 522 г. до н. э.) «всех их мы убили и никого не стали брать в плен»[257]. Если не было возможности продолжать сражение, просили о пощаде (Diod., XV, 91, 6). Когда же враги не сдавались и продолжали бесполезное сопротивление, то от них требовали сложить оружие и сдаться на милость побежденного, рассматривая их уже как пленных (Xen. Anab., II, 1, 8–19; 5, 38; III, 1, 27; Polyaen., II, 2, 2). Бросивших оружие не убивали, а захватывали в плен (Xen. Cyr., IV, 4, 1). Пленных обращали в рабство (Hdt., VII, 181). Пленных могли заклеймить, как это было сделано с фиванцами, сдавшимися во время Фермопильской битвы (Hdt., VII, 233; ср.: Curt., V, 5, 6). Когда Камбиз захватил Мемфис, он приказал казнить 2000 знатных египтян, по 10 за каждого убитого на корабле, посланным
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
