машине, наблюдая за чьей-то дверью. Отлучиться нельзя ни на секунду, даже мочиться приходится в бутылку из-под кока-колы. В общем, приятного мало. Но тут уж ничего не поделаешь.
— Ты заступаешь первым, Антилопа тебя сменит, — распорядился Элвис, пожимая плечами.
— А ты куда?
— У меня другие дела.
Машина нужна была Блондину и Антилопе, поэтому Элвис поймал такси и попросил водителя высадить его за несколько кварталов от кафе «Гавана». Оно располагалось на углу улиц Букарели и Обрегон и, соответственно, обеспечивало себе стабильный приток журналистов из близлежащих редакций газет. Все они были мутными типами, но мнили себя хемингуэями, в день зарплаты упивались пивом и потом тащились домой, чтобы хорошенько отоспаться. Среди завсегдатаев также числились испанские беженцы, залечивавшие старые раны, графоманы, мечтавшие о славе великих прозаиков и поэтов, и множество красных, которых манил в кафе призрак Че Гевары: некогда тот сидел здесь в углу с Фиделем Кастро и планировал революцию.
Элвис обошел «Гавану», обращая внимание на агентов, что вели наблюдение за зданием. За этим заведением всегда кто-то следил, за что благодарить надо было его клиентуру. Элвис подозревал, что это была своего рода игра: каждый посетитель знал, что за ним наблюдают, но постоянный надзор был в каком-то смысле залогом безопасности. Пусть лучше следят здесь, чем, вооружившись биноклем, пытаются заглянуть в окно жилища. Возможно, это делалось в силу привычки. Кто-то должен был за кем-нибудь шпионить.
В кафе «Гавана» Элвис раньше не бывал. Он предпочитал заведения другого типа. Да и Маг требовал, чтобы оперативники особо не высовывались. И вот теперь довелось. Оказалось, что это большое кафе с высокими потолками и маленькими столиками. Черно-белые фотографии на стенах напоминали об очаровании Гаваны прежних времен, где витал дух дешевых сигарет и давно устаревших мечтаний. В одном углу взволнованно обсуждали Альенде[51], который, как поговаривали, преобразовывал Чили. В другом углу почтительно отзывались о Хосе Ревуэльтасе[52]: тот в недавнем прошлом отбывал заключение в Лекумберри и вообще слыл героем! Но атмосфера в зале была невеселая, и стук костяшек домино по столу не скрывал простой истины: многие все еще были напуганы событиями десятого июня.
Однако всеобщий страх не сказался на посещаемости: народу в зале было полным-полно. Какие бы страсти ни кипели на улицах, людям хотелось выпить, и красные пили не меньше остальных.
Парня, которого Элвис искал, он увидел сразу. Как и говорил Маг, за ухо у него была заложена сигарета, на столе перед ним лежал блокнот. Рядом с блокнотом — пачка «Фаритос», стеклянная пепельница и чашка кофе. Элвис представлял себе этого осведомителя одним из тех ископаемых, что постоянно бродят вокруг университетов: для студентов они были староваты и поступали в университет лишь с одной целью — чтобы выявлять и избивать активистов. Однако этот парень не выглядел ископаемым. Детское лицо, очки в роговой оправе, не броский, но щегольской бархатный пиджак сливового цвета. В отличие от других осведомителей у него хотя бы был неплохой вкус, и Элвис, в старой кожаной куртке, с напомаженными волосами, даже устыдился своего внешнего вида.
— Ты Хусто? — обратился он к парню.
Тот, что-то черкая в своем блокноте, поднял глаза:
— Да. А ты?
— Элвис. Соратник Мага.
— Я его знаю. И что?
— Я также знаю Гаспачо, — продолжил Элвис, попробовав зайти с другого бока.
— Тогда почему он не с тобой? — нахмурился парень.
— Его подстрелили. Я отвез его к врачу. Не могу сказать, где он теперь.
— К какому врачу?
— Герреро.
Это была не фамилия доктора. Так назывался район, где находился кабинет врача. Но Хусто медленно закивал, словно знал, кого Элвис имел в виду.
Тот, выдвинув стул, сел напротив Хусто и показал на пачку сигарет:
— Можно стрельнуть?
— Валяй.
Элвис взял сигарету и закурил. Черт, как жрать охота. Он целый день мотался из одного места в другое, поесть вообще времени не было. На столе лежало меню, оставленное официантом. Однако он сюда не ужинать пришел.
Хусто закрыл блокнот, положил поверх него руки.
— Так в чем дело?
— Мне нужна помощь.
— Помощь денег стоит, — усмехнулся Хусто, придвинув к Элвису по столу свой блокнот.
Так-так. Не тот случай, чтобы вручать конверт. Элвис достал несколько крупных купюр и сунул их в блокнот, который по столу передвинул назад к парню. Хусто снова накрыл его рукой.
— Маг говорит, ты знаком с «Астериском».
— Знаю людей оттуда. Тебе нужна инфа?
— Мне нужно туда попасть. Где они находятся?
— Хочешь туда проникнуть? Нет, парень. Не выйдет. Народ, что там заправляет, параноики.
— Жаклин, — произнес Элвис. — Она — одна из тех, кто там заправляет.
— Верно.
— Они же вроде как художники, да?
— Конечно. Художники, фотографы… все такое. Жаклин всегда увлекалась политикой, поэтому, естественно, у них там все с политическим уклоном. Листовки, стихи. Так себе группа, маленькая, ерундовая, но, думаю, они пытаются наладить связи с русскими.
— С русскими агентами, что ли?
— Ну да. С КГБ. Не слышал, что ли? Три месяца назад выслали нескольких русских дипломатов. Они шпионили и пытались оказывать поддержку ДРД[53]. Конечно, всех вышвырнуть не удалось. Жаклин говорит, что знает одного агента, который сумел остаться здесь. Живопись ей надоела. Она хочет участвовать в борьбе с оружием в руках.
— Мечтают стать партизанами?
— Сейчас такие выползают из всех щелей, — пробормотал Хусто, качая головой. — А тебе вообще для чего «Астериск»? Я думал, вы, «соколы», разбежались по норам. А Маг влип.
— В каком смысле?
— Анайя хочет его сковырнуть.
— Кто это такой?
Хусто фыркнул, в изумлении качая головой:
— Анайя? Тайная полиция, чувак.
А… один из тех типов. «Соколы» стояли особняком, не относились ни к тайной полиции, ни к обычным стражам правопорядка. А что касалось парней Мага, то их так и называли: парни Мага. Элвис от тайной полиции старался держаться подальше, но имел о ней ясное представление. Там служили жестокие, безжалостные мерзавцы, ходившие с задранными носами, словно имели пенисы, как у Кинг-Конга. Маг их не выносил. И Элвис тоже.
— И что он?
— Он давно точит зуб на Мага, но у Мага волшебный щит. Он всегда выходит сухим из воды. Никому не дозволено его трогать. Но теперь он крупно облажался, и Анайя намерен его убрать.
— Кто это сказал? Как убрать? — возмутился Элвис.
Хусто хмыкнул, выставив перед собой ладони:
— Этого я не знаю. Я общаюсь с людьми, люди общаются со мной. Но Анайя та еще сволочь, а сволочи вроде него «соколов» никогда не жаловали.
Элвис придвинул к себе стеклянную пепельницу, стряхнул в нее пепел.
— А ты что
