нам получить боеприпасы», — подумал Рокоссовский, и от души у него отлегло.
У каждого полководца свой стиль в управлении всеми силами фронта. Одержав победу над противником, полководец анализирует, какой ценой она достигнута и вправе ли он ею гордиться. Нечто подобное испытывал и Рокоссовский, чья мера ответственности за содеянное на поле боя нередко восхищала его соратников. Сам же Рокоссовский сдержанно относился к тому, что брал верх над противником, но всякий раз остро переживал свои неудачи. У него хватало мужества и терпения устранять промахи, дабы не повторять их. Но даже в этом случае он не снимал с себя личную ответственность.
Нечто подобное произошло с ним во время Сталинградской битвы, когда он командовал Донским фронтом. 31 января 1943 года фельдмаршал германской армии Паулюс вместе со штабом сдался в плен бойцам генерал-полковника Рокоссовского (командующему Донским фронтом 15 января 1943 года было присвоено звание генерал-полковника. — А. 3.). Под Сталинградом враг был разбит, и чувство полного удовлетворения, чувство, которого Рокоссовский «не знал уже много месяцев», овладело им. Представитель Ставки на Донском фронте генерал-полковник артиллерии Воронов похвалил его.
— Костя, ты одолел сильного и коварного врага, — сказал он. — Вчера, когда мы с тобой допрашивали пленного фельдмаршала Паулюса, я видел, как твои глаза светились от радости.
— Ещё бы не радоваться! — воскликнул Рокоссовский. — Кому мы свернули шею? Фридриху Паулюсу, одному из талантливых военачальников вермахта! Это его Гитлер привлёк к разработке пресловутого плана «Барбаросса» — войны против Советского Союза. За день до пленения Паулюса Гитлер присвоил ему звание генерал-фельдмаршала, намекнув о самоубийстве. Но этот гусь надул фюрера, стреляться не стал, а сдался в плен. Я жалею лишь об одном...
— О чём? — напружинился Воронов.
— Паулюс отверг наш ультиматум, нам пришлось крепко ударить по нему. В сражении погибло немало наших бойцов, и это меня угнетает.
— Что поделаешь! — развёл руками Воронов. — Разве есть войны без потерь?!
В начале февраля 1943 года Воронова и Рокоссовского вызвали в Ставку. Прямо с Центрального московского аэродрома оба явились в Кремль. Сталин сразу принял их. Был он в хорошем настроении, даже улыбнулся, увидев их на пороге своего кабинета.
— Поздравляю вас с успехом! — сказал он, приглашая сесть за стол.
И завязалась оживлённая беседа. Верховный поделился своими мыслями о дальнейшем ходе боевых действий, подчеркнул, что Красная армия в ближайшее время будет продолжать наступление на фронтах.
— Надо как можно скорее освободить нашу землю от фашистских варваров. Так что вам, товарищ Рокоссовский, Ставка поставила новую задачу, о которой вам расскажет товарищ Василевский.
Сталин поднял трубку прямой связи с Генеральным штабом. Ему ответил маршал Василевский.
— Сейчас к вам прибудет генерал-полковник Рокоссовский, — бросил в трубку Верховный, — доведите до его сведения решение Ставки.
— Будет сделано, товарищ Сталин, — гулко отозвался в трубке голос маршала Василевского.
В тот же день Михаил Иванович Калинин вручил Воронову и Рокоссовскому ордена Суворова I степени.
— Поздравляю вас от души, — сказал Калинин. — Желаю вам добиться новых успехов на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками! Ну а сейчас хотя бы вкратце расскажите, как вы одолели такого лютого врага, как фельдмаршал Паулюс? Верховный говорил мне, что сражение велось отчаянно, наши бойцы и командиры отлично били врага. Наверное, тяжело вам пришлось? — Калинин смотрел на Рокоссовского.
— Да, это был тяжёлый поединок, Михаил Иванович, — признался Константин Константинович, вскинув на Калинина задумчивые глаза. — Но мы заставили Паулюса сдаться, и теперь он у нас в плену.
— Жаль, что Паулюс не принял наш ультиматум, — добавил генерал Воронов. — Поэтому сражение затянулось...
— Ну а теперь, дорогие мои гости, прошу пройти в другую комнату, там накрыт для вас стол, я тоже попью с вами чайку, — усмехнулся Михаил Иванович, длинными пальцами привычно теребя седую бородку.
После этого Рокоссовский прибыл в Генеральный штаб. Здесь его уже ждал маршал Василевский, разложивший на своём рабочем столе оперативную карту и нужные документы. Рядом с ним сидел его заместитель генерал Антонов.
— Садитесь, Константин Константинович, — пригласил его к столу начальник Генштаба. Он уважал своего коллегу, ценил его воинский талант. — Мне звонил товарищ Сталин... Я изложу задачи, которые вам поставили Ставка и Верховный главнокомандующий и которые вам предстоит выполнить.
— А я всё поясню на оперативной карте, — вмешался в разговор заместитель начальника Генштаба генерал Антонов.
— Но прежде чем повести речь о деле, я хотел бы пожурить вас, Константин Константинович, — хмуро произнёс маршал Василевский.
— Пожурить? — Насмешливая улыбка тронула сжатые губы Рокоссовского.
— Мне звонила ваша жена, спрашивала, скоро ли вы приедете в Москву, — продолжал Василевский. — Я встретился с ней и поведал, где вы и чем занимаетесь. Юлия Петровна волнуется, говорит, что вы, как тот рыцарь, лезете в самое горячее место. От неё я впервые узнал, что она активно участвует в работе Антифашистского комитета советских женщин, а ваша дочь Ада готовится стать разведчиком-связным. Может быть, вашей дочери не следует идти в разведку? Там нужны люди закалённые, с опытом борьбы с врагом.
— Нет, товарищ маршал, Ада сама выбрала эту профессию, и я не стал её переубеждать, — вежливо прервал Рокоссовский начальника Генштаба.
— Ну что ж, у каждого своя дорога на войне, — вздохнул маршал. — Но я обещал вашей жене, что, как только вы прибудете в Москву, сразу же ей позвоните. Так что пока я выпью воды, переговорите с Юлией Петровной.
— Хорошо, товарищ маршал. — Рокоссовский поднял трубку городского телефона и набрал домашний номер.
— Юленька, здравствуй, милая, — волнуясь, произнёс в трубку Рокоссовский. — Только что прибыл в Москву и нахожусь у Александра Михайловича. Как освобожусь, приеду домой, а потом снова на фронт. Как Ада? Всё хорошо, я рад, Юленька. Пока, дорогая.
— Вот теперь можно и начинать работу, — улыбнулся маршал Василевский, глядя на Рокоссовского.
Говорил начальник Генштаба неторопливо, делая ударение на главном, говорил недолго, но Константин Константинович понимал его с полуслова, вопросов не задавал, хотя одна мысль неожиданно остро резанула по сердцу: «Успеть бы сделать всё так, как требует Ставка. Но удастся ли?..» Что и говорить, задача, поставленная перед Рокоссовским, была очень важной,
