Сказав так, Джамиля сжала кулак чуть сильнее.
– Пуссстии… – заныл Жахонгир и судорожно попытался ударить Джамилю. Но та свободной рукой перехватила его кулак. Раздался отвратительный хруст сломанных костей и визг басмача.
– Куда ты рвешься? – сурово спросила Джамиля. – Я ведь обещала тебе муку страшнее адской, и я свое слово сдержу.
* * *
Курбаши Хужру́з пребывал в чрезвычайно мрачном расположении духа. Джигиты его в последнее время совершенно отбились от рук. Воруют, грабят не только богатых беков, но даже бедных крестьян. Словно чувствуя скорый конец, прожигают жизнь как могут. Видно, понимают, собачьи дети, что рай им на роду не написан, а раз так, чего зря время терять? Что возьмешь сегодня – все твое, что не возьмешь – пропало. Хужруз уже пару раз жестоко наказывал головорезов, одного особенно провинившегося по имени Жахонгир даже избил плетью на глазах у всего аула, после чего тот сбежал от него вместе с таким же, как он, наглым дружком Алишером. Хужруз, впрочем, не особенно огорчался – от бешеной собаки лучше быть подальше. Однако радовался он рано.
Жахонгир с Алишером решили ему отомстить, и способ выбрали самый подлый. Они изнасиловали и убили дочку кузнеца Сарыбека Чехрозу. Сарыбек пытался не дать дочку в обиду, и его зарубили шашкой. Вдобавок ко всему жена Сарыбека сошла с ума. И все это, конечно, свалили на курбаши и его лихих вояк.
Хужруз пытался объяснить жителям аула, что ни он, ни его джигиты тут ни при чем, а подлых предателей он найдет и придушит собственными руками. Но люди ему не поверили. Выслушать выслушали, а после разбежались по домам, как тараканы. Народного возмущения в ауле Хужруз не боялся – рабы и есть рабы. Гораздо хуже, что непременно пойдут слухи о зверствах его бойцов. Это подорвет к нему доверие людей, включая и других курбаши. Одно дело – зарубить безбожного комиссара, и совсем другое – несчастного бедняка. Насилие над женщиной – и вовсе харáм, но пойди объяснись после этого с людьми.
Крепко задумался курбаши, не знал, что делать. Если бы поймать проклятых убийц, он бы своими руками перед всей деревней их расстрелял. Но где их ловить теперь, один Аллах ведает!
В комнату вошел его ближайший помощник, Жабборали́, статный молодец почти в сажень высотой, такой долговязый, что, когда садился на коня, казалось, что сидит на ишаке, да и скакуны ему требовались самые богатырские. В обычной жизни такой рост, конечно, производит впечатление, а на войне неудобно – становишься первой мишенью. Но был он хитер, расчетлив и удачлив и потому до сих пор оставался жив и здоров, когда другие, менее крупные его товарищи давно уже лежали в могилах, подстреленные ловкой пулей врага.
– Господин, – Жабборали приложил руку к сердцу, поклонился, – пришла какая-то девчонка.
Хужруз посмотрел недовольно: что еще за девчонка, что ей надо? Жабборали отвечал, что девчонка требует встречи с курбаши, у нее важные сведения о планах красноармейцев, идущих в Алайскую долину.
Курбаши почесал подбородок: где Алайская долина, а где мы? Впрочем, узнать что-то новое о враге никогда не будет лишним. Давай, сказал, сюда эту девчонку.
Жабборали вышел и спустя минуту вернулся. Впереди него шла девушка в парандже, на фоне огромного басмача казавшаяся маленькой птичкой, но вообще-то довольно высокая. Хужруз почему-то подумал, что такой высокой трудно будет найти себе жениха: сейчас любят маленьких, изящных, а длинные кажутся уродинами. Ну, разве что хорошее приданое у нее есть. Впрочем, девушки с хорошим приданым не скачут по горам и не приходят по доброй воле к лихим джигитам… Может, конечно, ее за околицей ждет отряд вооруженных родственников, но тогда зачем было идти на разговор самой?
Хужруз жестом отослал помощника, сам глядел на гостью сурово: мол, что надо, зачем беспокоишь? Присесть, разумеется, ей не предложил, много чести. Та поклонилась слегка в знак приветствия.
– Приветствую храброго защитника ислама…
– Как зовут? – перебил ее собеседник.
– Джамиля, – отвечала девушка.
Что-то в голосе гостьи показалось ему подозрительным, что-то клокотало в нем – едва уловимое, но нехорошее.
– А ну-ка, покажи лицо! – потребовал он. Конечно, шариат запрещает такие вещи, но если бы они жили по шариату, давно бы лежали в могиле.
Девушка, видно, тоже была широких взглядов – лишь секунду поколебалась, а потом все-таки откинула сетку с лица. Курбаши невольно залюбовался. Черты ясные, нежные, и в то же время источают некую внутреннюю силу.
– Зачем явилась? – его голос звучал теперь чуть менее сурово.
Джамиля снова поклонилась. Она много слышала о храбром курбаши Хужрузе и, когда узнала, что отряды Ярмухамедова и Маликова после Алайской долины пойдут на юг, решила предупредить его об этом.
– Воины Аллаха не боятся красных дьяволов, – гордо сообщил Хужруз. – Защитники ислама готовы сложить свои головы в газавате.
– Я знаю, – кротко отвечала Джамиля. – Однако я подумала, что цель газавата – не умереть, а победить. И если противник во много раз сильнее, благоразумнее уйти с его пути и напасть в тот миг, когда он ничего не ожидает.
Хужруз окинул Джамилю внимательным взглядом. Девчонка не только красива, но и умна, и дипломатична. Похоже, он поторопился оплакивать ее судьбу – такую можно взять в жены и без всякого приданого.
Кажется, он слишком долго на нее смотрел, потому что она вдруг покраснела и отвела взгляд. Курбаши и сам неожиданно смутился и слегка откашлялся.
– Хорошо, – сказал он, – спасибо, сестра, что сказала. Ты принесла нам грустную весть, но благодаря ей мы сможем спастись и продолжить нашу борьбу.
Джамиля наклонила голову и сказала, что у нее для курбаши есть еще одно известие – тоже печальное. По дороге в аул в ближней роще она обнаружила двух мертвых джигитов. И она описала Жахонгира и Алишера.
Услышав такое, курбаши неожиданно для Джамили обрадовался. Убиты? Слава Аллаху, милостивому, милосердному! Собакам – собачья смерть. Джамиля смотрела на него с изумлением – она ждала другой реакции.
– Эти шакалы совсем отбились от рук, – объяснил Хужруз. – Они убили дочь кузнеца и самого кузнеца тоже зарубили. Если мы будем себя так вести, народ нас возненавидит и перекинется к большевикам. Ты сняла у меня камень с души. А как они были убиты?
– Одному прострелили подбородок, а другому вывернули мужской корень, – голос Джамили звенел серебром.
На лицо курбаши упала мрачная тень. Это страшная смерть, мучительная. Кто мог так их убить?
– Может быть, родственники? – предположила Джамиля.
Басмач покачал головой – здесь в ауле у семьи кузнеца не было родственников, они пришлые. Тогда жених? У девушки наверняка был жених. Но Хужруз по-прежнему качал головой. Если бы у нее был жених, он давно пришел бы требовать платы с самого курбаши и, скорее всего, лежал бы возле его дома с простреленной головой.
