не дойдет, что чернозем — такой же строительный материал, как кирпич и железобетон?
— Автотранспорта нет на вторую и третью смены, — отвечает Алабухов.
— Сейчас проверим. Набери номер автобазы, — сказал Затулин диспетчеру. Диспетчер встал, подошел к письменному столу управляющего, набрал номер телефона, поднес аппарат Затулину, сказал:
— Как раз на директора попали.
— Слушай, Валерий Петрович, — взял трубку Затулин, — добрый день, ты что, не выделяешь тресту инженерной подготовки транспорт на вторые и третьи смены?.. Та‑ак... Знаю, что на сельхозработы забрали, у меня самого забрали... Лимиты на бензин? А они могут тяжелым транспортом, ему бензин не нужен... Та‑ак... Вот это хуже всего, это уже разгильдяйство — что заявки поздно дают. Ну, все у меня, — Затулин положил трубку. — Так вы считаете, что мы за вас должны об автотранспорте заботиться? — он нажал кнопку в торце стола, вошла секретарь. — Дайте немедленно телефонограмму в их трест, — бросил ей Затулин, — чтобы главный инженер прибыл ко мне в четырнадцать ноль-ноль по вопросу вывозки чернозема, гравия и асфальта. Если никто не прибудет или прибудет неответственный представитель, вопрос будет вынесен в главк. Все! — Секретарь кивнула и удалилась. — Кстати, с ними я решу вопрос о вашей компетентности здесь, — сказал он Алабухову. Алабухов обиженно подернул плечами. — А остальные подписи по дому собрал? — продолжал опрос Замурдаева Затулин.
— Нет еще пожарников — не приняли пожарную сигнализацию по магазину первого этажа. Отступление от проекта не согласовано.
— Ну, Замурдаев, ты хоть и молодой у нас, но пора уж тебе без помочей ходить! Сколько можно тебя носом тыкать! Вон уже и пожарники тебя носом тыкают! Ты хоть немного-то самолюбия имей, нельзя же совсем без самолюбия, — забрюзжал Затулин. Холодно, не мигая, он посмотрел на Замурдаева, потом надел очки и снова посмотрел. Замурдаев ежился под его взглядом.
— Ну, а Хохряков-то что? Ты возил его на объект? — спросил могучий седой человек с могучим грудным голосом по фамилии Бочило, бывший управляющий, а ныне заместитель управляющего. — С ним ведь тоже надо уметь разговаривать.
— Возил, — уже не так четко ответил Замурдаев. — У него больших претензий нет как будто. Говорит, подпишу последний.
— Ну вот, сутки сроку тебе, Замурдаев. Чтобы послезавтра положил на стол акт. Бочило поможет тебе. Запиши в протокол, — сказал Затулин диспетчеру. И опять — Замурдаеву: — Что у тебя с насосной?
Они еще разбирались с насосной, а Красавин уже готовился к ответу — искал в уме варианты объяснений. Наконец Замурдаев сел. И сразу:
— Почему, Красавин, десятый дом в сотом квартале не подписал?
— Хохряков требует переделывать чистовую отделку, — ответил Красавин.
— Какие меры принял?
— Вернул две бригады.
— Ты что, решил завалить сдачу? — сдерживая раздражение усмехнулся Затулин.
— Я предупреждал, дом пойдет тяжело. Если уж мне вывернули руки, заставили кончать раньше срока, так прошу помочь. Ведь сам горисполком настаивает на сдаче... Всем нужно место под спортзал, всем нужны галочки, а Красавин — отдувайся?
— Оправданий ищешь. А что, разве тебе разрешили брак делать, если срок маленький?
— Много чего говорили, я на пленку не записывал. Давно обещал: куплю магнитофон, буду во всеоружии на планерку ходить.
Раздались смешки, напряжение спало. Затулин уже не мог продолжать в резком и грубом тоне. Красавин рассчитывал именно на это — он слыл говоруном, остряком и «темнилой», мастером затемнять суть дела, и репутацию свою он старался поддерживать. Все знали и то, что Затулин ему многое спускает, они с Красавиным — товарищи еще со времен прорабства. Но хоть и говорят, что старая дружба не ржавеет, Красавин жаловался кой-кому, что все на свете, увы, ржавеет и все на свете имеет во‑от такой конец.
— Какая тебе еще помощь нужна? Вот Замурдаеву, я поверю, нужна помощь — он субподрядчика пока не может в кулак зажать. В исполком я из-за твоего дома не пойду — мне там важнее дела решать. Сдать с низким качеством твой дом, а потом выстаивать там и объясняться?
— Мне нужна неделя, чтобы все сделать. Если б только Хохряков подписал, я б задним числом сделал! А он уперся. Канистру водки ему споил, только что не искупал.
Опять смешки. Все оживленно заговорили.
— Это вы умеете — водку пить и поить, — пробурчал Затулин.
— Не умеют и этого! — возразил ему Бочило. Повернулся к Красавину.
— Ни строить вы, ни поить не умеете! Купите бутылку водки и пачку «Беломора» и думаете — он у вас на крючке. Бестолковый народ!
— Да я в ресторане... — вспыхнул было Красавин.
— Хватит, прекратите! — стукнул ладонью по столу Затулин. — Не о том разговор завели! Я ж вам по-русски твержу с начала года: пора перестраиваться, надвигается время повышения качества, а вы как дети, которые играют под горой, которая вот-вот обрушится! Посмотрите, что было за последний год: постановление Госстроя, приказы министерства, главка, решения горисполкома по качеству жилья и по жалобам, — загибал пальцы Затулин. — Если вы вовремя не перестроитесь, эта гора вас погребет. Мало того, что делает главный инженер со своими техническими службами, — вы все должны работать с этими службами! В прошлом году я вам еще помогал, нынче я вам помогать спихивать брак отказываюсь. Не собираюсь выстаивать и объясняться перед всякими высокими комиссиями, и, если придется еще объясняться, я с собой вас буду вытаскивать и ставить впереди себя. Хохряков там тоже стоял — так что ж, он будет головой рисковать ради вас? Он сам на волоске, — он запнулся, так как, кается, сболтнул лишнее, и тут же поправился: — Запомните, кто не перестроится, того жизнь накажет! Ты меня понял, Красавин? Но сегодня мне нужен дом, а чтобы дом был, надо, чтобы сегодня в каждой квартире его работали люди!
— Хорошо, будет кондиционный дом, но я завалю следующий месяц.
— А ты нам условия не ставь. Ты меня понял? — с нажимом спросил Затулин.
— Понял, — уныло ответил Красавин.
— Запишите, — кивнул Затулин диспетчеру. — Красавин должен послезавтра представить акт сдачи дома...
