Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
более не фашистская… Но тётенька только распалялась и, не отставая от «хари», выкрикивала уж совсем страшные обвинения:
— Ты! Ты — всех сыночков моих поубивал, фашиска твоя морда!! Узнала я тебя!.. — орала она в убегающую спину и в довершении совершала длинный и порой точный плевок.
Наконец, выдохнувшись, шла из последних сил к дереву и, обняв его и всхлипывая, сползала на землю…
Дети на всё это глядели, будто в театре.
Завораживало…
Некоторые от смущения смеялись, другие просто стояли потерянные. Да и взрослые порядком смущались.
Говорили, что с фронта не вернулись трое её сыновей и то ли у неё «поехала крыша», то ли это был вечный повод выпить. А может, так одно с другим и сложилось.
Я сейчас не вспомню: отводил ли кто женщину до подъезда, или, может, она самостоятельно добиралась до него? Милиция её никогда не трогала, да, наверно, и заявлений с жалобами никто не писал.
А жизнь продолжалась, и мы шли играть дальше.
Через несколько лет женщина, продолжая периодически нападать на прохожих, нашла для себя некоторое успокоение. Она, живя на седьмом этаже, привязывала снаружи окна на ниточке кусочки сала. Особенно зимой на сало слетались синички и, порхая возле окна, умиляли её и радовали.
Как я уже раньше где‑то писал, моя бабушка была лишена всякой сентиментальности. Мой дед погиб во второй месяц вой-ны, оставив её с четырьмя малолетними детьми почти без шансов на выживание. Она тащила их на себе, работая всю вой-ну в три смены у конвейера. Тут надо отметить, что бабушка никогда возле подъезда на скамейке не сидела и сплетни не собирала, да и мало кого знала из соседей. Но эту соседку по дому с её умопомрачением она, конечно, не раз за несколько лет видела, хотя никак всё это не комментировала. И тут как‑то приходит из магазина вся накрученная и с одышкой. Оказалось, встретила она в тот день несчастную старушку, которая была на этот раз трезвая и просветлённая. Та почему‑то обратилась к моей бабуле, которая шла себе с полными сумками домой:
— А ты знаешь, что я святая?! — заявила она вдруг, пафосно декламируя новость на весь двор.
Бабушка редко вступала в переговоры с малознакомыми людьми, а тут, знать, как‑то задело:
— Что это вдруг?
— Ко мне синички на окно каждый день прилетают… А птицы прилетают только к святым, — гордо заявила пожилая и сильно пьющая женщина.
— Так ты, небось, сало привязала к окну, вот они и налетают. Синицы на сало всегда летят.
Тут «святую» вмиг понесло так, что только дым из ушей не пошел. Но бабушка не была робкой. И ответила очень жёстко:
— Вместо того, чтобы водку жрать, надо было чужих детей взять из детдома и вырастить. Вот тогда, может, святой бы и стала! А птичек и дурак приманить может!!
Пришла домой и всё ворчала: «Ишь, чего удумала! Святая она! У нас полстраны таких святых!»
Я до сих пор не пойму, кто из них прав. Может, обе…
Бабушка редко так заходилась и никогда не бывала столь категорична. Но с окончания Отечественной вой-ны тогда прошло всего‑то двадцать пять лет, и было ещё совсем свежо.
Теперь же всё это стало «давным — давно» и казалось, можно бы и не вспоминать. Но вот, вспомнил… Наверно, не зря. Время пришло…
Куда исчезла та несчастная женщина, я не знаю… Она, конечно, не из числа долгожителей.
Слаёнов
Когда я учился в школе, то дважды сталкивался с одной интересной и смешной, как мне тогда показалось, тенденцией.
Первого сентября пришли мы в третий класс, и тут на перекличке Мария Петровна дважды произнесла фамилию ученика, который никак не отзывался, хотя и сидел на первой парте напротив.
— Горшков! — раздражённо повысив голос до крика и глядя в упор на него, внезапно оглохшего, учительница гаркнула в третий раз и добавила ещё громче, — Валера!! Мальчик будто нехотя и кривляясь, как на шарнирах, вылез из-за парты и внятно, с расстановкой и даже будто демонстративно-назидательно произнёс, поясняя:
— У меня мама летом вышла замуж, и теперь моя фамилия не Горшков… — тут он презрительно хмыкнул, как бы презирая себя прежнего, ведь дразнили его всегда «горшок», — а фамилия моя Чикалин… Валерий Чикалин! — гордо заявил октябрёнок, намекая на образовавшуюся созвучность с именем и фамилией легендарного лётчика Валерия Чкалова.
В классе возникла тишина чрезвычайная… Герой продолжал стоять и гордиться, а Марьпетровна молчала, соображая, что сказать. И тут с задней парты раздался наглый и беспощадный комментарий Серёжи Бакулина. Это было только одно слово, но зато какое!
— Чи-ка…
Все мы похожи на каких-либо зверей, рыб, птиц или даже насекомых. Иногда сходство бывает просто поразительным. Это был тот самый случай… Валера всегда кривлялся и морщился, ну точно как мартышка: то лоб сложит в одну линию, то плоские губы вытянет в дудочку. Короче говоря, подвижное лицо. И тут такое: Чика!
Класс за-хи-хи-кал… Все последующие годы Валера был исключительно Чикой, и никаким героизмом от него даже не пахло.
В пятом классе приключился очень схожий эпизод на первой перекличке, но уже с новым классным руководителем. Отличник Саша Дъя́ков, встав из-за парты, объявил, что его фамилия отныне правильно звучит ДъякОв. «Дъяком» его звать после этого, конечно не перестали, но сильно подивились. Да я и сам сейчас не понимаю, что это он тогда так распереживался. Наверно, никак не желал примкнуть к церковному сословию.
Когда же я окончил школу, стал взрослым и уже учился в Гнесинке, произошёл ещё один забавный случай, который, впрочем, вполне оправдан, ибо был вызван объяснимыми обстоятельствами. У тенора нашего курса была милая такая фамилия — Козлёнков. Ну, Козлёнков и Козлёнков, что в том такого — не Баранов же? Был ведь такой известный советский тенор Иван Семёнович Козловский — и ничего страшного — пел себе… Но в том-то и дело, что пел хорошо. А у Козлёнкова голос дрожал и, говоря языком вокалистов, тремолировал или, если по-простому, «козлил». Бывает такой недостаток у многих поющих…
И вот решил на третьем курсе Козлёнков, что фамилия его должна звучать иначе — Козленко́в. А то получается так: объявляет конферансье певца, и тут же следом выходит сам обладатель фамилии, и ну давай — вроде петь, а вроде как бы и блеять… Стеснялся он этого, и я его здесь очень даже понимаю и безоговорочно оправдываю.
Гораздо позже, читая роман Ф. М. Достоевского «Идиот» наткнулся я на сцену с одним из персонажей, который с досадой вопрошал о себе самом князя Мышкина: «Разве можно жить с фамилией Фердыщенко? А?»
Некоторые человеки так патологически не любят свою фамилию, что готовы её коверкать или даже менять на
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
