— Мне жаль, — сказала мать. — Но это платье не годится для праздника, который мы с отцом намерены тебе устроить.
Я чуть не спросила, с которым из отцов. Но по ее лицу было ясно, что лучше промолчать. Знакомое выражение. С таким же она запрещает мне ходить на фильмы для взрослых. Она звонит чужим родителям, прежде чем отпустить меня на вечеринку. Она обычно говорит, что ей плевать, когда расходятся остальные — в будний вечер я должна быть дома в десять часов.
Я сняла платье и швырнула его на мамину постель. Оно растеклось жалкой розовой лужицей.
Я не проронила ни слова. «Лицемерка», — беззвучно произносила я, топая по коридору, увешанному семейными снимками. Вот я лежу в колыбельке, а вот начинаю ходить. Первый день в яслях, в детском саду, в седьмом классе. Я прошла мимо часов, которыми мама так гордится, мимо столов с вазами, полными красных и розовых роз. «Ли-це-мер-ка». Она была всего на пару лет старше, когда занялась сексом с парнем. Настоящим сексом с настоящим парнем. А теперь переживает, что я покажу плечи?
В спальне я рывком натянула джинсы и свитер, после чего достала из ящика с бельем карточку для ответа по поводу бар-мицвы Тайлера. Я спустилась по лестнице, прицепила Френчи к поводку и вышла в ясную ночь. Почтовый ящик висит в конце нашей улицы. Я опустила в него карточку и услышала, как она упала на дно.
13
В десять вечера Питер вернулся домой с ежемесячной викторины, в которую он и его коллеги-диетологи играют в пабе. («Бариатры»[55], — каждый раз поправляет Питер.) Не успел он войти, как я прижала палец к губам, схватила мужа за руку и отвела наверх. Мы на цыпочках прокрались мимо закрытой двери комнаты Джой, я распахнула дверь в нашу спальню и театральным жестом указала на серебристо-розовое платье, распростертое на постели.
— Видишь?! — воскликнула я.
Питер глянул на платье, на меня и снова на платье.
— Красивое, — наконец отозвался он. — Твое?
О боже. Разве мои бедра в него пролезут? Или хотя бы одно?
— «Бэджли Мишка» не шьет на таких, как я. Этот наряд, — трагически пояснила я, — наша дочь собирается надеть на бат-мицву.
Питер осторожно изучил платье, словно оно могло вскочить и задушить его.
— Прекрасно, — начал муж, но увидел мое лицо. — Или ужасно?
Я сделала глубокий вдох, как учили на йоге.
— Это не то, что надо. Совершенно и однозначно не то.
Питер пересек комнату, поднял платье за тоненькие лямки и разложил на скамейке в изножье кровати, затем лег на одеяло, положил одну руку под голову, а другой похлопал рядом с собой. Неохотно я устроилась рядом. Питер легко укусил меня за ухо.
— Вкусно пахнешь, — сообщил он.
— Не уходи от темы. — Я положила голову ему на грудь. — Нам надо поговорить. Надо серьезно… зрело… поговорить… ой, щекотно!
Я захихикала. Мои груди задрожали у него под боком, но он словно не замечал.
— Я подумала, может, мы все делаем неправильно? В смысле, хотим, чтобы праздник обрел смысл. Конечно, смысл — это главное. Но не слишком ли убого — пригласить лишь диск-жокея? Может, нанять танцоров? Или показать фильм о жизни Джой? Как по-твоему, еще не поздно найти режиссера и продюсера? Купить права на пару песен?
— По-моему, не стоит отступать от плана. — Одной рукой Питер расстегнул все четыре крючка на моем лифчике. С годами я не устаю восхищаться этим его умением, — Диск-жокей, вкусный обед, фотокиоск для сувениров. Отлично выйдет. — Муж обхватил мой подбородок пальцами и посмотрел на меня. — И все-таки, что происходит?
Я открыла рот, но поняла, что не могу произнести: «Милый, дело в том, что в этом платье наша дочь выглядит на все тридцать лет». Не могу добавить, что взрослую Джой ждут горести, как и всех нас. Не могу даже прошептать самое худшее: «Если Джой выросла, то что делать мне?» Конечно, моя карьера состоялась, пусть бестолковая и скрытая от мира. Но по-настоящему в последние десять лет меня интересовала лишь безопасность дочери. И это платье — все равно что розовый чек, который выдается при увольнении. «Твоя работа закончена, — словно кричит этот наряд. — Очень жаль, извини, не прищеми себе что-нибудь дверью». Я не могу рассказать Питеру о том, что уже представляю сделку с судьбой: я устраиваю Джой такую вечеринку, какую она хочет, какие были у ее друзей и родственников, и из благодарности она еще какое-то время остается моей маленькой девочкой.
Я достала из прикроватного столика приглашение на бар-мицву Тайлера. Накануне я вытащила его из мусорного ведра.
— Взгляни.
Питер взял приглашение.
— Большое.
— Большое, — подтвердила я. — Вот что Джой считает нормальным. Вот что принято в ее мире. Так, может быть, нам…
Питер поцеловал меня. Я закрыла глаза, когда он снял с меня блузку и лифчик, затем снова открыла.
— Украшения стола. Надо поменять украшения.
— Ш-ш-ш, — Питер снова поцеловал меня, укладывая на спину и прижимаясь всем телом. — Помолчи десять минут.
— Десять минут? — Я снова захихикала. — Хочешь проделать это дважды?
— Умолкни, — прошептал он.
Его горячие губы прижались к моей щеке, затем к шее. Я закрыла глаза и позволила себе расслабиться.
На самом деле мы возобновили разговор не раньше чем через сорок минут. Я изложила свои доводы. Мы лежали в темноте, укрывшись пуховым одеялом. За окном проезжали машины.
— Хочу уточнить, правильно ли тебя понял. — Тон Питера был весьма сухим и рассудительным.
Муж по-прежнему был голым. На его груди играли отблески свечи с прикроватного столика. Я же успела натянуть пижамные штаны и футболку Филадельфийского университета. Я втиснула голову в теплую ямку между шеей и плечом Питера и приготовилась к дискуссии.
— Ты считаешь, — начал он, — что бар-мицвы как у Тайлера — та причина, по которой мир ненавидит Америку в целом и евреев в частности? И если мы устроим Джой вечеринку за сто тысяч долларов с танцорами, видеоприглашениями и переодеваниями, то поспособствуем террористам?
— Примерно так, — подтвердила я.
— Однако, — продолжал он, — тебя терзает беспокойство…
— И вина! — добавила я.
— …беспокойство и вина из-за того, что мы запланировали недостаточно щедрый праздник для дочери. Поэтому ты хочешь, чтобы я вылез из теплой и уютной постели, открыл Интернет и выяснил, не согласится ли Арета Франклин[56]спеть на вечеринке пару песен?
— Арета ненавидит самолеты, — напомнила я. — Не знаю, что она предпочтет, поезд или автобус. Но не забудь заверить ее работников, что мы оплатим дорогу.
