Илиас Фортуна принялся тихо перечислять делегатов, прибывших на собор и создавалось впечатление, что явились совершенно все: сериф от Изумрудного халифата, мастера трёх старших школ Индаля, рудознатцы из Сайная, знаменитые целители из Дервии, шаманы-оборотни Моримахии; заклинатели ветров и молний из Речного королевства, Танцующие из Протектории Аримеады, слушающие монахи Гвехэнь, маги ото всех крупных орденов Аримеадского архипелага, хунганы речных племён Унгикании, заклинатели стужи с островов Головы Дракона и, разумеется, посланцы волшебных школ Вестеррайха.
В частности, Майрон узнал одного из управителей Академии Ривена, великого геоманта Сегука Тектоника, который нисколько не изменился за годы, прошедшие с их последней встречи. Он оставался всё таким же массивным и высоким человеком с грубыми чертами лица и тёмными волосами; ходил босиком, опираясь на каменный посох, а из одежды предпочитал ноское дорожное платье цветов своей стихии: зелёного, серого и коричневого.
– Некроманты, – тихо сказал седовласый.
– Чар Майрон?
– Некромантов нет, – пояснил рив, – и ни одного почитателя Тьмы.
Волшебники рассаживались, изучали друг друга, разглядывали ауры, узнавали, перекидывались мысленными посланиями.
– Обратите внимание, – проговорил Фортуна, – присутствуют делегаты, не владеющие магией, а также наблюдатели.
На совет прибыли гоблинские клинописцы; они не обладали магией, как её понимали люди, но в их клинописных текстах была кое-какая сила.
Ещё, разумеется, были гномы. В конце концов ремесло творения рун наделяло их некоторой схожестью с волшебниками, а Кхазунгор являлся самой большой и могущественной державой известного мира. Главенствовал в делегации очень старый и совершенно седой гном, правда, не рунный мастер, а придворный сановник, – сам канцлер Ги, правая рука Горного Государя.
– А это те, о ком я думаю? – Майрон обратил внимание на личности, которым не нашлось места за кольцевым столом. Две фигуры в плащах с капюшонами, – красном и синем.
– Орден Алого Дракона и Братство Лазурного Дракона представлены своими… основателями, дерзну предположить. Учитель называет их «Плащеносцами». Кроме того, присутствуют старшие офицеры Безумной Галантереи. Они сторожат своего драгоценного Хранителя Истории.
Помимо кольцевого стола, позади места Гед Геднгейд, на небольшом отдалении стоял ещё один стол, – обычный, широкий, с приставленным креслом. За столом сидел сухой как мёртвое дерево человек, лысый и старый. Он весь был серым, – не только одеяние, похожее на монашеский хабит, но и кожа, и борода. Голый скальп обтягивал череп, худые руки держали перо над страницами огромного фолианта, а глаза… глаза походили на матово блестящий графит.
По обе стороны от стола расположились индивиды с турмалиновыми пуговицами. Одна была эльфкой уже весьма преклонных лет, судя по морщинкам в уголках глаз и рабской татуировке на левой щеке; стройная, среднего роста воительница с клинком на поясе и шевроном-огненной птицей на рукаве. Второй был одет в белоснежный костюм странного кроя, а над воротом, вместо головы клубилось облако.
– Грандье Сезир, негласная глава Галантереи, и её соратник господин Гроз, – высший элементаль воздуха.
Все делегаты заняли места, хозяин долины поднял руку и внутри кольца появилось множество зрительных образом. Они показывали присутствующим друг друга, так как не все обладали эльфийской зоркостью или выдающимися размерами бхуджамишлана.
– Друзья, – начал Гед Геднгейд, и его голос зазвучал у каждого над ухом; образы в центре показали его лицо, – я открываю это почтенное собрание приветствием. Да осияет нас великая мудрость.
Хозяин долины вещал на цирелианском, – языке, распространённом в Эпоху Великих Чаров. Когда-то на нём говорили все маги мира, составлялись тысячи заклинаний, но после прихода Сароса Грогана язык стал забываться. Выжил цирелианский только в закрытых сообществах носителей Дара, им так или иначе владели все присутствующие.
– Все вы меня знаете. Со всеми вами я имел удовольствие вести дела и обмениваться опытом за прошедшие триста лет. Сегодня вы собрались под одним сводом впервые, уважив мою просьбу. Сердечная благодарность. – Он приложил руку к сердцу и едва заметно склонил голову. – Прежде чем я оглашу своё дело, предоставляю возможность каждому желающему сообщить что-либо важное.
Первым, к кому перешло слово, стал Бартилатчипали, великий маг Ханду. Вероятно, именно благодаря таким как он слонов в той стране почитали превыше людей; бхуджамишланы были огромны, имели синюю кожу, покрытую светящимися магическими знаками, по четыре бивня, два хобота и шесть сильных рук. Все представители этого вида отличались огромной магической силой, что уступала разве что эльфам великой Далии.
– В моей стране очень неспокойно, – пророкотал гигант, – раджи нескольких сильных раджанапад предъявляют права на руку махарани, желая взять власть надо всем Ханду, грозят войной. А ведь ей всего одиннадцать. Только мы, мудрецы, чтящие память десятков поколений её предков, стоим промеж человеческой жадностью и невинностью. Ещё беда: ракшасы в джунглях совсем разбушевались. Всегда их голод и злоба несли беды Ханду, однако, никогда ещё не было так тяжело. Один мой брат вынужден постоянно вести бои, вторая сестра – в столице, оберегает махарани, а я здесь, жалуюсь на беды, хотя должен быть в портовых городах. Там тоже беда: растёт сила поклонников Клуату, ставятся в тайне мокрые алтари, приносятся в жертву люди. Если не остановить Солодора Сванна, торговля прекратится и к нашим бедам прибавится нищета. Тяжёлые времена пришли, куда как тяжёлые.
Он сложил могучие руки на животе, – все три пары, – и трубно вздохнул через оба хобота.
Следующим взял слово шаман-оборотень родом из лесной страны, которую его народ звал Лекантой, но на картах она до сих пор носила имя Моримахии.
– У нас своя беда, – поведал лекантер, на первый взгляд отличавшийся от обычного человека лишь широковатым носом, тонкими чёрными губами да клыками, которые подошли бы волку, – в соседнем Логире случилась какая-то напасть. Тамошний царь, говорят, обезумел, стал объят духами и обернулся чудовищем. Мы с логиримами прежде поддерживали добрые связи, но теперь они бегут из своих земель и нападают на нас. Их воины будто больны бешенством, полны гнева, безумны. С некоторыми можно поговорить, но другие нападают сразу, не щадят никого. Приходится отступать, – бешенство логиримов передаётся через укус и выжившие лекантеры тоже впадают в ярость. Если так пойдёт, нам скоро не останется места в родной стороне, всех вытеснят в Дервию, или в Голабаг.
Волчьи глаза шамана печально блестели, казалось, он хотел завыть от тоски.
Следом за перевёртышем слово получил старший хунган речных племён, маленький чёрный человечек, почти голый, но обвешанный шнурками, бусами, перьями, с большой погремушкой, заткнутой за пояс и деревянной маской на лице.
