Книга На гуме - Глеб Берг

– А он?

– Ему билет купил на поезд до Тбилиси и так, по-босяцки, чота-чота уделил ему, чо бы с голодухи не отъехал по дороге.

Я одобрительно кивнул.

Мы сидели на мажорке на батарее и жевали пиццу. Из аудитории напротив вышел Барышник и направился прямо к нам.

– С Али говорил, они в Орленке кайфуют, – сообщил он.

– А монета у кого? – поинтересовался Муслим.

– По ходу у него.

– А он подтягивает? – мою меланхолию сняло как рукой.

– Да, сказал, если есть масть, приезжайте – у него там президентский люкс или типа того.

– Ну, так поехали! На мотор есть воздух?

Через четверть часа мы уже выходили из лифта на последнем этаже невзрачного серого здания по улице Косыгина, где располагался Орленок. Отыскав нужный номер, постучали в дверь. Нам открыл незнакомый тип, кажется Хафизулла, с которым Муслим, правда, облобызался очень тепло.

По тучному серому кавролину стелился густой желтоватый дым, из комнат по обе стороны просторного холла лупили два разных трека – «Доля воровская» в исполнении Боки из левой и какой-то говнорэп из правой – сливаясь в кровавую какофонию где-то посередине. Зато из огромного окна разворачивался чудный вид на припорошенную снегом Москву, раскинувшуюся бескрайним аляповатым пейзажем кирпичных жилых и стеклянно-бетонных офисных зданий, сияющую на солнце десятками золотых куполов.

Алишка в окружении человек десяти университетских персонажей из числа дерзких, закинув ногу на ногу, сидел на безвкусном золотистом диване и курил сигарный бычок, завалявшийся в пепельнице после вчерашнего кутежа. После церемонии приветствия с объятиями и помпой, все собрались вокруг самодельного водного кальяна, водруженного на круглый резной стол. Сделав напас-другой, народ постепенно стал расходиться, пока в огромном двухсотметровом номере нас не осталось четверо – Алишка, Муслим, Вова Барышник и я.

– Это не из-за нас все разбежались? – полу в шутку уточнил Барышник.

– Нет, братан, это из-за денег, – грустно отвечал Али.

– В плане?

– В плане вчера у меня семьдесят касарей баксов было, и Хусик с Гагиком чуть не дрались из-за того, кто рядом со мной будет сидеть – ни на шаг не отходили. А сегодня бабки закончились – и где они все?

– А где ты копейку взял? – стараясь скрыть досаду от того, что безудержное буйство прошло без его участия, поинтересовался Барышник, – мокранул кого-то?

Алишка поднялся с дивана, на котором сидел, подошел к столу и вылил в стакан остатки восемнадцатилетнего виски, весело плескавшегося на донышке литровой бутылки.

– Нет, братан. Мне их пахан оставил – велел, чтоб я ни копейки оттуда не брал. Я хотел с этих бабок еще поднять – приехал сюда. Начал выигрывать и тут пацаны как коршуны налетели – мне сто баксов дай, мне сто баксов – когда столько копейки на кармане не откажешь ведь… Потом хуй какой-то подошел, говорит, мы вас приглашаем в ВИП-зал – для серьезных игроков – там я, бля, и проебался в пух и прах.

– Ебаный шут… – затянул Барышник, мотая головой.

– Заткнись! – басом отрезал Алишка.

– Тормози, Вова, – Муслим пресек насмешки и жестом попросил Али продолжать.

– Ты бы видел, братан, как я играл! Весь Орленок собрался смотреть, девочка-официантка плакала, когда я проигрывал… – не без прикрас рассказывал Али, а глаза его, разгоревшиеся было, как раздутые угли – померкли вновь, – пока играл, набухался. Тысяч десять оставалось – решил, гулять, так гулять – номер этот взял и путан по девятьсот баксов.

– А че теперь пахан скажет? – издевательски поинтересовался Барышник.

– Скажет – проститутка! – ухмыльнулся я.

– Пиздец, машину мог купить! – проигнорировав мою ремарку, сокрушался Алишка, – Х5 мог за эти бабки взять… – Алишка залпом прикончил содержимое стакана, – зато хоть путаны по кайфу были. В стриптиз внизу зашел – самых красивых взял. Сосали, пиздец, как пылесос!

– Хомячка делали? – усмехнулся Барышник.

– Конечно, делали! – оскорбился Али.

– Братан, не обессудь, но ты только что подписался, что у тебя хуй маленький, – не удержавшись, рассмеялся Вова, – хомячок, это когда хуй вместе с яйцами в рот заглатывают.

Это было фаталити. Али сделался мрачнее тучи.

– Какой есть, братан, – с достоинством ответил он.

– Не, и как теперь с копейкой будешь решать? – вмешался в разговор Муслим.

– Не знаю, братан, пока в Москве потусуюсь, а там, может, в горы уйду – к Доке Умарову, вот к этим всем – воевать буду. Пахану в глаза теперь не смогу посмотреть.

В комнате повисла тяжелая пауза. За окном начинало смеркаться. Алишкин мобильный молчал, а на тумбочке у кровати язвой зудел неоплаченный счет на семь тысяч за обслуживание в номерах.

– Тормози, тебе же семнадцать лет сейчас? – спохватился Муслим, – ты ж с этих фраеров теперь спросить можешь, чтобы тебе копейку пахановскую вернули, если не хотят с законом проблем.

– Точно? – недоверчиво посмотрел на него Али, уже было смирившийся с долей мученика.

– Да. Надо только замутить все грамотно.

Это казалось реальным вариантом, и теперь нужно было действовать. В связях и возможностях Муслима не приходилось сомневаться, но вот Али казался подавленным и апатичным. Мы докурили шмаль и пошли в расположенную в другом конце номера сауну – раз уж до утра все было оплачено.

Попарившись часок, я, шлепая по залитому водой полу, превратившемуся в маленькое море от наших прыжков в джакузи с холодной водой, добежал до брошенных на полу джинс – из кармана доносился «Полет Валькирий».

– Почему ты даже не потрудился предупредить меня, что не собираешься домой? – раздался из трубки возмущенный мамин голос, – где тебя носит?

– Я в Орленке, ма…

– Что ты там делаешь? Опять какую-то гадость употребляешь?

– Да нет, же! Говорю, я завязал!

– Ты меня в могилу сведешь! Умаляю, Марк, не убивай себя – ради меня хотя бы! – после развеселого второго курса маме везде мерещились наркотики и, надо сказать, небезосновательно.

Не желая лишний раз заставлять ее нервничать, я простился с ребятами и отправился домой.

Позже я узнал, что побегав от отца еще пару недель, Али таки явился с повинной, и был сослан черт знает куда. Из университета его бы все равно отчислили, и только жаль было Свету, ревевшую по нему еще целый день.

7

– Короче, эта толпишка вся куда-то снялась, и мы раз на раз с ним остались, – делился впечатлениями Муслим, – я на него, короче, смотрю и понимаю – живым из-за стола выйдет только один.

– И че ты, три веса первого один убрал?

– Не, ну, по ноздре его пустить я вывез,