Ещё удар и вторая нога тоже оказалась на свободе, а кистень угрожающе завертелся в воздухе.
Я отпрыгнул не глядя назад, но напоролся на отброшенный к стене стол, заваливаясь на столешницу.
— Ага! — оскалившись, вскричала прорекорша и, отбросив кистень, с растопыренными руками прыгнула на меня сверху.
— Удар ветра! — вскричал я, всерьёз опасаясь, что понтийка своим весом меня просто раздавит.
Ударивший из моих рук шквал, в последний момент подхватил понтийку, не сумев откинуть, но удержав в воздухе, в полуметре надо мной.
— Р-р! — напрягая мышцы, Мымра пыталась преодолеть воздушное давление, удерживающее её в воздухе.
Я тоже вливавал все резервы, пытаясь отшвырнуть, но больно неудобным было положение, и слишком маленьким расстояние, для полноценного воздействия. Поток ветра постепенно нарастал, одежда уже облепила тело понтийки, обрисовав каждую напряжённую мышцу, каждый изгиб понтийского тела. Я напрягся ещё сильнее и медленно, по сантиметру, но женщина начала от меня отдаляться, поднимаясь всё выше.
Я обрадовался, но вновь, вмешалась случайность, очередная случайность в череде случайностей которыми так богата была моя жизнь. Ткань не выдержала и, с диким треском, её сорвало с зеленокожего тела, оставив женщину почти в чём мать родила, за исключением нагрудной повязки, плотно обматывающей солидную грудь и повязки внизу, на манер трусов. И если раньше одежда работала на манер паруса, то теперь без неё тело Мымры удерживать в воздухе я был уже не в состоянии и оно медленно но верно, несмотря на все усилия, стало опускаться вниз.
— Ну вот, я же говорила, что сопротивление бесполезно, — вкрадчиво заявила понтийка почти нежно смыкая ладони на моём горле.
— Это что тут происходит?!
Мы с Мымрой одновременно посмотрели в сторону двери, откуда прозвучал возмущённый голос и увидели госпожу ректора. Очень недовольную госпожу ректора.
Как-то сразу присмирев, проректор с меня слезла и, подняв с пола кусок одежды, прикрыла им бёдра, а я, приняв сидячее положение, посмотрел на Нодерляйн и произнёс:
— Да, это то, о чём вы подумали.
Та слегка опешила, но уточнила:
— Это что именно?
— То, о чём вы подумали, конечно, — как само собой разумеющееся, ответил я.
Спрыгнув, поправил мантию и парой хлопков демонстративно отряхнул.
— Мы занимались с госпожой Рагырдой этим самым.
— Ты что такое болтаешь, подлец! — возмутилась понтийка.
Я посмотрел на неё, сказал с укором:
— От госпожи ректора не может быть тайн, так что просто признай, что ты хотела от меня этого самого.
— Так, — замахала руками в воздухе Сильвия, — хватит болтать всякую ерунду. Рагырда, я тебе сказала побеседовать с Вольдемаром и выяснить, стоит нам опасаться этих культистов или нет. Ты выяснила?
— Э-э, — зеленокожая внезапно смутилась и буркнула, — не успела.
— Так вот зачем меня сюда притащили… — глубокомысленно протянул я.
— А ты думал зачем? — презрительно поджав губы, с злостью в голосе произнесла Мымра.
— Конечно за этим самым, — ответил я, широко улыбнувшись, вызвав стон понтийки.
В общем, кое как приведя всё внутри в более менее приглядное состояние, мы, всё-таки смогли поговорить, и я вновь описал, со всей возможной фантазией, как эти неведомые культисты выглядели. Естественно, они были без каких либо опознавательных знаков, молчали как рыбы и все поголовно имели средний рост и телосложение.
Выслушав меня, проректор, с некоторым сомнением, произнесла, что, возможно, это был какой-то небольшой культ, не успевший развиться в серьёзную организацию, а значит, слишком сильно переживать на счёт повторения случившегося или гипотетической мести за убитых товарищей не стоит.
Успокоенная этим ректор, вновь оглядела кабинет, задержала взгляд на остатках сапог торчавших из оплавленного и раскрошенного пола прямо посредине, после чего уточнила:
— Так из-за чего всё началось?
Она прекрасно поняла, что разговорами про это самое, я просто играл, специально запутывая её, поэтому обращалась строго к понтийке.
— Да этот, — тут Мымра произнесла какое-то неизвестное, но явно неприличное слово, — осквернил мой вардрам.
— Что ты сделал? — округлив глаза, перевела взгляд с меня на барабан в углу и обратно Нодерляйн.
— Да не осквернял я, — возмутившись подобным инсинуациям, заявил им, — только присел.
— Жопой своей! — рыкнула снова зеленокожая.
— У-у, — протянула Сильвия, осуждающе качая головой, — Вольдемар, это очень серьёзный проступок. Вардрам для понтов не просто инструмент. Под него они идут в бой, он олицетворяет силу и доблесть любого понта.
— И что теперь, казните меня? — насупленно спросил я.
— Нет, ты будешь участвовать в ритуале очищения, — ответила Мымра, пронзив меня суровым взглядом, — вместе со мной, сегодня, как опустится тьма, на заднем дворе Академии.
— Ты считаешь, что он достоин? — уточнила ректор, похоже, больше меня разбирающаяся в этих понтийских ритуалах.
— В нём есть дух и гордость, и упрямство. Наш бог любит таких. Думаю, он примет его.
— А-а, в чём, собственно, этот ритуал будет заключаться? — осторожно поинтереовался я, — что мне надо будет делать?
Я посмотрел на Рагырду, но та, надменно дёрнув головой и отвернувшись, дала понять, что объяснять ничего не собирается. Перевёл взгляд на ректора.
— Делать? — Нодерляйн на секунду замерла, а затем расплылась в ехидной ухмылке, — делать будешь это самое. Да, да, то о чём ты подумал.
Расхохотавшись, она вышла из кабинета проректора, оставив меня гадать, действительно ли там будет это самое, или это самое будет чем-то другим? Чёртова баба поймала меня в мою же ловушку.
— Иди, иди, — подтолкнула меня к выходу Мымра, — приходи после занятий, будем тебя готовить.
Весь оставшийся день, ведя предметы почти на автомате, рассеяно и, иногда невпопад отвечая на редкие робкие вопросы студентов, я думал о предстоящем ритуале очищения. Пытаясь понять, оно будет это самое или не это самое. Поэтому, когда с заходом светила вновь оказался на пороге кабинета понтийки, сразу спросил:
— Может мне помыться сходить? А то я не совсем чистый. Запах пота там, ну, сама понимаешь.
— Не надо никуда ходить, тем более намываться, как какие-нибудь алали, — презрительно ответила та, — пот и кровь приятны нашему богу. На, надень.
Тут она швырнула мне какую-то непонятную скатку ткани, развернувшуюся в плотную красную ленту шириной в ладонь и длиной метра в четыре.
— Чего это? — вертя ту в руках, спросил я.
— Это субур, единственное одеяние которое разрешено для проведения ритуала, — пояснила проректор.
