скрюченном состоянии на сиденьях флаера, явно не пошли его спине на пользу. Он со стоном повернулся и задрал ноги прямо на защитное поле. Ощущение было очень забавное – как будто упираешься в плотную и в то же время мягкую подушку.
Несколько минут Сильван, прищурившись, смотрел вверх, на плотный полог леса. На мгновение фон и фигуры поменялись местами – не зеленые листья на голубом, а клочки голубого неба проступили сквозь зеленую мозаику крон. Бледные рассветные лучи обрамляли каждый листик и каждый кусочек неба, и стыки цветов просвечивали золотом.
Сильван сел, внимательно огляделся и прислушался и лишь затем отдал флаеру команду убрать поле.
После вчерашнего дождя в лесу было влажно и тепло, в столбах света, падавших сквозь лиственный покров, звенели комары. Сильван прошелся, разминая ноги и все тело, затекшее от многодневного сидения в одной позе. При этом предусмотрительно держался поблизости от флаера, чтобы можно было прыгнуть на сидение в любой момент.
Осторожность была не лишней – люди еще не наводнили леса вокруг Ройна, но совсем скоро это случится. Последнюю пару дней Сильван летал от города к городу, наблюдал за нарастающей паникой, пытался помочь.
Несколько раз он спускался и предлагал взять во флаер детей, чтобы отвезти их в безопасное место. Но большинство людей в ужасе разбегались, увидев странный летающий аппарат, а те, кто не убегал, пытались сами забраться во флаер.
Порой Сильван зависал в воздухе над городской улицей или поселком и урезонивал мечущийся внизу народ, снова и снова объясняя, что он не может спасти всех, поэтому возьмет только детей. Однако матери наотрез отказывались расставаться с детьми или требовали, чтобы Сильван брал всю семью. Он был бы рад так и сделать, но боялся, что, если приземлится, флаер захватят и, не умея им управлять, просто растопчут в клочья. Страх завладевал людьми все сильнее, затмевая последние остатки разума и лишая возможности спастись.
Нужно какое-то место, недосягамое для обезумевшей толпы. И тут Сильван вспомнил странный храм доисходовской постройки в Ройне – тот самый, в котором он, раненый, когда-то чуть не отдал концы. Крыша местами провалилась, но на фасаде «храма» нашелся довольно широкий и крепкий балкон.
И вот уже два дня подряд Сильван прилетал туда, а толпившиеся внизу люди поднимались на балкон по шаткой деревянной лестнице. Он все так же брал только женщин и детей – дрожащие, они забирались во флаер, громко, на все лады поминая Всемогущего; до смерти перепуганные дети сидели тихо, как мышки. Как только флаер заполнялся, Сильван летел за Барьер, высаживал пассажиров в ближайшем городе и возвращался за новой партией. За оставленных он не тревожился – ничего живого там, где прошел Барьер, не осталось, а жилья и еды было вдосталь.
Эта работа выматывала, люди доводили его до исступления своими криками, истериками и бесконечными вопросами. Казалось бы – перед тобой реальная возможность спастись, чего тут думать и тянуть, о чем спрашивать?
Но какое там.
Что это за одержимый Темным7 летающий предмет? Как он работает? Что, если упадет и мы все разобьемся?
Точно ли надо лететь? А вдруг Барьер прекратит двигаться, а они окажутся по разные стороны со своими семьями? А вдруг он вообще повернет вспять – что тогда с ними будет?
И так далее, так далее, вопросам не было конца.
От природы не раздражительный, Сильван вскоре почувствовал, как в нем зреет жажда убийства. Но лучше так, чем постоянно думать о навсегда потерянной Крис и о Питере, которого он отослал без всякой надежды на успех его предприятия. В глубине души Сильван был уверен, что все они погибнут, и хотел лишь, чтобы Питер избежал общей участи.
Людей становилось все больше с каждым часом, они прибывали, как нескончаемый поток, подталкиваемые смертоносным Барьером. Глядя с высоты своего убежища на волнующееся море голов, Сильван понимал, что его усилия – капля в море.
Но если можешь спасти хоть кого-то – спасай, таков непреложный закон жизни.
Он был готов перевозить людей круглые сутки, но вечерами быстро темнело, и заряд флаера иссякал. Сильван, опасаясь, что они и правда упадут, высаживал последних людей, улетал подальше в глубь леса и засыпал как убитый, стоило флаеру коснуться земли.
Так продолжалось уже два дня, и вот наступил последний, третий день.
Сильван кое-как привел себя в порядок и поднял флаер в воздух.
И охнул при виде открывшейся ему картины.
21
Барьер, ранее напоминавший вытянутую нитку бус, лишь слегка загнутую с двух сторон, теперь превратился почти в браслет. Сжимая смертельную петлю, эмиттеры сходились все ближе, чуть ли не касаясь друг друга краями – а в центре петли находился Ройн, самый крупный портовый город побережья.
И он был весь черный.
Люди кишели, как муравьи в муравейнике, даже гуще. Самые сообразительные уже отплыли от берега на лодках и торопливо выгребали в безопасное место, другие строили плавательные средства из всего, что подворачивалось под руку. Ройн таял на глазах – дома ломали и разбирали, бревна, доски и двери тащили к берегу. Работа так и кипела, гавань была до краев заполнена импровизированными «плотами», точно суп клецками.
Но многие, очень многие продолжали просто бестолково метаться, таская с места на место детей и скарб – хотя пространства для этого почти не оставалось. Упавших мгновенно затаптывали, даже не замечая, что ходят по еще живым людям. Крики, стоны, плач и вой сливались в ужасную какофонию, отзвуки которой долетали даже до Сильвана.
И над этой картиной всеобщего уничтожения раскинулось безмятежное утреннее небо с редкими облачками. Ни единое дуновение ветерка его не тревожило. Море расстилалось ровной бирюзово-зеленой тканью до самого горизонта, и небо смотрелось в него, как в зеркало. Лишь у берега взбаламученная сотнями ног вода напоминала кипящий котел.
Сильван не хотел смотреть на то, что происходит у эмиттеров, но, конечно, посмотрел – и все оказалось страшнее, чем он себе представлял.
Толпы людей бежали по дорогам, расталкивали друг друга локтями, спасаясь от неминуемой смерти, а она медленно, с равнодушным упорством их настигала, точно прилив, поднимающийся все выше и выше. Те, над чьими головами проплывали огромные серые полусферы, сразу успокаивались и больше не шевелились. Цепочка эмиттеров оставляла за собой темный шлейф из неподвижных мертвых тел.
Сильван поспешно развернул флаер и полетел к Ройну. Внутри все застыло, хотя он полагал, что ужас от происходящего давно притупился. Человека может замутить при виде мертвеца, но когда погибают десятки, сотни тысяч – это уже невозможно по-настоящему впустить в себя, осознать и прочувствовать масштаб трагедии. К тому же Сильван понимал, что поступать так ни в коем случае не стоит, если только он хочет