Она махнула рукой и снова отвернулась. Экипаж миновал квартал Алхимиков, который, казалось, насквозь пропах кисло-сладкой вонью химических соединений, и впереди Харвис увидел крышу своего нового дома.
— Я тебя люблю, — повторил он. — Люблю и не хочу потерять. Я слишком многого хочу, да? Семья с любимой женщиной не по мою честь?
Харвис снова начал злиться. Да, Эвглин имела полное право обижаться — но он-то ведь тоже живой человек. Она думала о его чувствах, хоть самую малость, когда мечтала вернуться домой? Что-то не очень похоже.
— И для этого любимой женщине надо отпилить ноги? — поинтересовалась Эвглин, по-прежнему не глядя на Харвиса. — Чтоб уж точно не ушла?
— Да ты, пожалуй, уползла бы! — вспыхнул Харвис. — Ты кого-нибудь, кроме себя, видишь?
Эвглин вновь обернулась к нему, и теперь в ее взгляде была такая злость, что Харвис вздрогнул, будто девушка залепила ему пощечину.
— Вот оно что, — процедила Эвглин. — Ты хотел меня изувечить своими приворотами, а я еще и виновата.
— Я не собирался тебя увечить! — Харвис рявкнул так, что Эвглин сжалась на сиденье, лошадь шарахнулась, а возница вздрогнул и схватился за кепку. Харвис швырнул в него заклинание Глухого забывания и сказал: — Я просто хотел, чтоб ты меня полюбила и осталась со мной. Вот и все. Теперь я вижу, что хотел слишком многого.
Эвглин ничего не ответила. Заплакала еще сильнее.
Когда они вошли в дом, то Харвис первым делом рыкнул на дворецкого:
— Вон. Все — вон.
Белесый ванн Хорн, видимо, еще не успел сориентироваться до конца, на кого работает, потому что вместо того, чтоб собрать слуг и покинуть дом, радуясь неожиданному выходному, решил задавать вопросы:
— Вы нас увольняете, милорд?
— Всех! — до этого Харвис, конечно, не думал об увольнении только что нанятых слуг, но сейчас эта мысль показалась ему замечательной. Вымести из дома всех этих гадов, которых принц Альден скупил с потрохами. Всех до единого! — Валите к дьяволу! Принцу привет!
Он почти вбежал в спальню, пнул ни в чем не повинный пуф, который даже под ноги не подворачивался и рухнул на кровать лицом вниз. Послышались всхлипывания: в комнату вошла Эвглин и направилась к шкафу: там лежал рюкзак с ее вещами, привезенный с юга.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал Харвис негромко, но отчетливо и с той твердостью, которая давала понять, что он не намерен шутить. Эвглин вздохнула, опустилась в креслице, и Харвис снова услышал, как она плачет.
Харвис сел на кровати. Открытая дверца шкафа казалась огромной черной пастью, распахнутой над жертвой. С первого этажа доносились далекие разговоры и причитания прислуги, покидающей дом: Харвис выглядел настолько свирепо, что с ним никто не отважился спорить. С этих колдунов станется — превратит в жабу, и квакай.
Квакать никому не хотелось.
Харвис поднялся с кровати и подошел к Эвглин. Думал ли он, когда сегодня утром выходил из этой комнаты, что день закончится вот так… Харвис опустился на пол рядом с креслом и взял Эвглин за руку. Она вздрогнула, словно хотела освободиться, но руки все-таки не отняла, и Харвис мысленно поблагодарил ее за это. Возможно, для них не все потеряно.
— Я понимаю, что ты злишься, — сказал он. Эвглин шмыгнула носом.
— Злюсь? Я не злюсь, Харвис, я просто в ярости.
— У меня не было никаких шансов, правда? — устало произнес Харвис. — Ты просто была ко мне добра потому, что я могу вернуть тебя домой.
Эвглин ничего не ответила, и Харвис почему-то был ей благодарен за это. Он не выдержал бы, если б она сказала: да, ты прав. Я просто хотела быть вежливой с тем, от кого могу получить выгоду.
— Я хочу домой, — вздохнула она, но, к облегчению Харвиса, не расплакалась. — Понимаешь, я просто хочу домой. В свой мир.
— У тебя там семья? — спросил Харвис. Эвглин неопределенно пожала плечами.
— Мама умерла, — ответила она. — А отцу до меня нет дела… как и мне до него.
— Жених? — продолжал Харвис. — Муж?
Эвглин устало посмотрела на него.
— Я вышла за тебя замуж невинной девушкой, — ответила она. — Какой уж тут муж…
Харвис и сам успел понять, что дал маху.
— У тебя там жених, которого ты любишь? — продолжал он. Эвглин усмехнулась.
— Харвис, я понимаю, куда ты клонишь, но…
— Есть?
— Нет.
Харвис усмехнулся.
— Ни любимого, ни семьи, — сказал он с плохо скрываемым злорадством. — Ну и зачем ты туда так рвешься, Эвглин? Что такого там, чего я не смогу дать тебе здесь?
Глаза Эвглин задернуло мечтательным туманом. В этот миг она была невообразимо далеко от Харвиса — в удивительном и прекрасном мире, полном чудес. Должно быть, там трава зеленее, цветы пахнут слаще, а в небе поразительной глубины парят птицы, которых тут никто и представить не может. Должно быть, люди там хорошие и добрые, лишенные всех грехов и пороков, и Дьявол не имеет там никакой власти над душами. Должно быть, в этом мире есть все, что ты только можешь пожелать — иначе зачем туда так стремиться?
— Там мой дом, Харвис, — ответила она. — Ты ведь хотел вернуться в столицу? Увидеть знакомые места, обнять Маму Мгбеи?
Харвис понимал, о чем она говорит — понимал, но не мог принять.
— Что, если я отправлюсь с тобой? — предложил он. — Не хочешь жить в моем мире — будем в твоем.
Эвглин горько рассмеялась.
— Что ты там будешь делать? У нас ведь нет магии.
— Да, я помню, — сказал Харвис. Внизу захлопнули дверь — крепко, с душой, по всему этажу отдалось. — Зато у вас есть самолеты. Не пропадем, я умею работать руками.
Эвглин ничего не ответила. Она поднялась с кресла и подошла к окну — просто чтоб не сидеть рядом с Харвисом. Он чувствовал, насколько неприятен ей в эту минуту — чувствовал и задыхался от горечи и обиды.
— Понятно, — произнес Харвис и тоже поднялся. Незачем было обтирать полы. — Рылом не вышел. Ни здесь, ни там.
— Не делай за меня выводы! — вспыхнула Эвглин.
— Не молчи! — взорвался Харвис. Ему хотелось взять несносную девчонку за плечи и встряхнуть как следует. — Эвглин, я виноват перед тобой, да. Но я не могу вечно быть виноватым и просить прощения. Мне тоже больно.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом Харвис сказал:
— Я не могу жить, постоянно теряя тебя.
Эвглин горько рассмеялась. Посмотрела на Харвиса, как на несмышленыша.
— Харвис, невозможно потерять то, чего у тебя нет.
Харвис подумал, что сам во всем виноват. Напрасно он вообще завел разговор о своих чувствах. Надо было оставаться благоразумным, брать пример со своей жены. Сейчас она с тобой: живет, разговаривает, ложится в одну постель и ни в чем не отказывает — ну так и радуйся.
