в самых серьезных случаях, – сказал он.
– Черт возьми, вам кажется, что этот случай недостаточно серьезен?
– Послушайте, у вас ведь есть их документы?
– Не было при них никаких документов. Вообще ничего – только две сотни франков да несколько колец. Даже шнурков для обуви, на которых они могли бы повеситься, и тех не было!
Обрадовавшись, что никакие документы в деле не фигурируют, Дик продолжил:
– Итальянская графиня пока сохраняет американское гражданство. Она внучка… – ложь лилась из его уст неторопливо и торжественно, – …Джона Дэвисона Рокфеллера Меллона. Надеюсь, вам знакомо это имя?
– Господи, ну конечно! За кого вы меня принимаете?
– А кроме того, она – племянница лорда Генри Форда и, таким образом, связана с компаниями «Рено» и «Ситроен»… – Тут ему самому показалось, что пора остановиться, но, заметив впечатление, которое искренность его интонации начала производить на офицера, он продолжил: – Арестовать ее – все равно что арестовать видного члена английской королевской семьи. Это может иметь самые серьезные последствия – вплоть до войны.
– Ну а как насчет другой, англичанки?
– Я как раз перехожу к ней. Она помолвлена с братом принца Уэльского – с герцогом Букингемским.
– Отличную невесту выбрал себе герцог.
– Так вот, мы готовы заплатить, – Дик быстро произвел расчеты в уме, – по тысяче франков каждой из девушек и дополнительно тысячу отцу «добропорядочной». Ну и еще две тысячи – исключительно на ваше усмотрение, уверен, вы распределите их наилучшим образом. – Он неопределенно повел плечами. – Например, учтете интересы тех, кто производил арест, хозяина меблированных комнат и других, кого сочтете нужным. Я сейчас же вручу вам пять тысяч и надеюсь, что вы немедленно приступите к переговорам. После этого дам можно будет выпустить под поручительство. А завтра, как только суд назначит им сумму штрафа за… скажем, нарушение общественного порядка, мы с посыльным передадим эту сумму мировому судье.
Еще до того, как начальник заговорил, Дик понял по выражению его лица, что все будет в порядке.
– Я не оформлял на них протокола, – неуверенно произнес полицейский, – поскольку у них не было документов. Посмотрим, что мне удастся сделать. Давайте деньги.
Часом позже Дик и месье Госс высадили дам перед отелем «Мажестик», где стоял ландолет леди Кэролайн со спящим в нем шофером.
– Не забудьте: вы должны месье Госсу каждая по сто долларов.
– Да, конечно, – согласилась Мэри. – Завтра я пришлю ему чек и кое-что сверх того.
– А я нет! – Все в изумлении повернулись к леди Кэролайн, которая уже полностью оправилась и кипела праведным гневом. – Все это яйца выеденного не стоило, и я никоим образом не уполномочивала вас платить за меня этим людям сто долларов.
У коротышки Госса, стоявшего рядом с машиной, вдруг опасно сверкнули глаза.
– Вы не собираетесь отдавать мне долг?!
– Разумеется, она отдаст, – успокоил его Дик.
Но в Госсе внезапно всколыхнулась память о тех унижениях, которые ему приходилось претерпевать в бытность свою посыльным в Лондоне, и он, бледный в лунном свете, грозно надвинулся на леди Кэролайн и выплеснул на нее поток ругательств, призванных объяснить ей, кто она есть на самом деле, а когда она с ледяным смехом повернулась, чтобы уйти, не задумываясь, припечатал своей маленькой ногой, безусловно, самую высокородную мишень в своей жизни. Захваченная врасплох, леди Кэролайн вскинула вверх руки, словно подстреленная, и ее облаченное в матросский костюм тело распласталось на тротуаре.
– Мэри, – перекрывая свирепый визг, крикнул Дик, – уймите ее! Иначе через десять минут вы обе будете в кандалах!
По дороге в отель старик Госс не произнес ни слова, и только когда они миновали казино в Жуан-ле-Пене, все еще захлебывавшееся джазовым кашлем и рыданиями, тяжело вздохнул и сказал:
– Никогда в жизни не видел таких женщин, как эти. Я был знаком со многими знаменитыми куртизанками из разных стран и зачастую испытывал к ним большое уважение, но таких, как эти, не встречал никогда.
XI
У Дика и Николь была привычка вместе ходить в парикмахерскую стричься и мыть голову с шампунем, сидя в соседних залах. Из смежного помещения до Николь доносились лязг ножниц, звон мелочи, бесконечные «вуаля» и «пардон». На следующий день после возвращения Дика они тоже отправились постричься, вымыть волосы и высушить их под душистым дыханием фенов.
Мимо парадного входа в отель «Карлтон», окна которого, так же как двери многих винных погребков, в эту летнюю пору смотрели на улицу слепыми глазницами, проехала машина, в ней сидел Томми Барбан. Николь успела заметить, что выражение лица у него было задумчивым и мрачным, но при виде ее сменилось удивлением и тревогой. Она разволновалась, ей захотелось быть с ним и ехать туда, куда ехал он. Час, проведенный в парикмахерской, показался ей еще одним часом впустую потраченного времени, из которых состояла вся ее жизнь, – еще одним коротким сроком тюремного заключения. Парикмахерша в белом халате, со слегка размазанной помадой на губах, пахнущая одеколоном, напоминала Николь ее многочисленных сиделок.
В соседнем зале Дик, со слоем мыльной пены на лице, клевал носом, укрытый парикмахерской накидкой. В зеркале, перед которым сидела Николь, отражалась часть коридора, соединявшего мужскую и женскую половины, и Николь встрепенулась, увидев в нем Томми, решительно направлявшегося в мужской зал. Она поняла, что сейчас все решится, и вспышка радостного волнения обожгла ее.
До нее донеслись обрывки начавшегося разговора.
– Привет, мне нужно с вами поговорить.
– …что-то серьезное?
– …серьезное.
– …не совсем подходящее.
Минуту спустя Дик, недовольно вытирая полотенцем наспех вымытое лицо, вошел в кабинку, где сидела Николь.
– Твой друг сильно распален. Он желает говорить с нами обоими. Я согласился, чтобы покончить со всем этим. Идем!
– Но меня еще не достригли.
– Не важно – идем!
Она нехотя попросила удивленную парикмахершу снять с нее пеньюар.
Чувствуя себя растрепанной и неухоженной, она последовала за мужем на выход. Стоявший снаружи Томми склонился к ее руке.
– Идемте в «Кафе дез Алье», – сказал Дик.
– Куда угодно, где можно спокойно поговорить, – согласился Томми.
Когда они устроились за столом под спасительной тенью деревьев и к ним подошел официант, Дик спросил:
– Николь, тебе что-нибудь заказать?
– Свежевыжатый лимонный сок.
– Мне – un demi[93], – сказал Томми.
– «Блэк-энд-уайт» и сифон с водой. – Дик посмотрел на официанта.
– К сожалению, «Блэк-энд-уайт» не осталось, есть только «Джонни Уокер».
– Хорошо.
Пусть голос не слышен,
Но в тишине
Звучит мелодия во мне…
– Ваша жена вас не любит, – внезапно выпалил Томми. – Она любит меня.
Оба уставились друг на друга с удивительно
