я не знаю. Как и дочь, кстати. Наверное, они приёмные.
– Наверное. Поскольку сын совсем молод, да и Инара не старая. Финэля, какие люди были у тебя в хороших знакомцах, можно сказать, друзьях. Чего же ты не пользуешься такими связями?
– К чему мне? Мне бы умереть в своей постели, а и то не дают!
– Может, на твоё счастье те парни и не сразу тут поселятся. Может, они дадут тебе то, чего ты и хочешь.
– Умереть? Ну, благодарю! А в качестве ответной благодарности вот что я тебе скажу. Ты не будешь женой Кэрша-Тола так долго, как о том думаешь. Нет у меня видения того, что он будет с тобою рядом долго. И те люди, о которых ты мне говоришь, не будут тут жить долго. Не знаю почему, а не будут. А ты будешь тут жить одна со своим ребёнком, вот что я вижу! Светлоглазым ребёнком от того, кто ушёл за пределы нашего мира. Но не в Надмирные селения, а в мир, подобный нашему. В мир живых, но совсем иных людей. Ты его больше никогда не увидишь, Рамина. Ты ему не нужна. И наш мир ему не нужен. А вот я уже не смогу тебе помочь растить твоего первенца. Тебе будет трудно одной…
– Что же, я буду одинока, как и ты? – ужаснулась Рамина, полностью доверяя Финэле в данную минуту, поскольку нечто странное и не поддающееся определению коснулось её сердца. Это не было шевелением её ребёнка, к чему она успела привыкнуть, это было нечто вне физики телесной. Финэля словно бы приоткрыла перед ней щёлочку туда, где Рамина увидела всё то, о чём и говорила няня. Своё сугубо женское одиночество в сочетании с материнским счастьем. Свою залитую утренним светом Ихэ-Олы мансарду в цветах и в бабочках, свою залитую слезами одиночества подушку, своего милого будущего малыша, ловящего этих бабочек… – Куда же денется Кэрш…
– Никуда он не денется. Он не любит тебя. И куда бы он временно ни девался, он забудет о тебе довольно быстро. Он такой же пустой человек, как и ты. И если тебя рано или поздно посетит страдание, которое и сумеет вспахать твою душу, чтобы в ней взошли хоть какие-то ценные злаки мудрости, то о твоём муже мне неинтересно и говорить. Может, жизнь его будет легка, может и трудна, но к твоей она не будет иметь никакого уже отношения. Видение его пути мне не надобно.
– Прокаркала, а там пусть будет, как угодно. Врёшь ты всё! Ты от обиды всё придумала!
– А ты не обижай! – Это был их последний разговор. Больше Рамина не видела свою няню живой, как и мёртвой её не увидела нигде.
Рамина вышла из павильона. Прошла вдоль пруда, где на берегу краем глаза углядела сидящую там Ифису. Не скульптуру Ифисы, которой давно и не было, а живую и немолодую Ифису. «Повадилась»! – подумала она с неудовольствием, но вспомнила, что павильон продан, и даже обрадовалась, что няня, подумав, примет предложение Ифисы поселиться им вместе. Ифиса одинокая, старая. Няня тоже старая и тоже стала одинокой. Возрастное различие между Финэлей и Ифисой не представлялось Рамине столь уж существенным. Обе бабки. Только одна чёрствая и потемневшая сушка, а вторая, хотя и белая, а заплесневелая булка. Рамина даже посмеялась своей удачной шутке, решив её озвучить в присутствии Кэрша. Она вышла к дороге. Кэрш-Тол подарил ей новую машину. Научил её управлять этой штучкой. Рамина вспомнила о том, что она счастлива, когда уселась за управляющий машиной пульт, что муж её любит, чтобы ни плела старая колдунья. Что ей не надо таскаться на постылую работу ради всеобщего блага народа, что ей нет дела до этого блага, до самого народа, а есть забота только о собственном благе и о собственном скором выходе на столичные гулянья, длящиеся несколько дней и ночей. Подобрать платья для такого случая, чтобы было красиво и не заметен живот, было непростым делом. Вокруг Кэрша крутилось немало девиц, знавших его ещё как влиятельного и почётного гражданина, крупного чиновника в большом Департаменте. Число их заметно поубавилось после его женитьбы и карьерного провала, но кое-кто и остались. Рамина всегда была начеку. Думать о тоске старой няни ей было недосуг.
Финэля долго смотрела вслед Рамине, всё ещё надеясь, что она вернётся и скажет, то была глупая и жестокая шутка. Или правильнее, прощупывание ситуации на саму возможность так поступить. Конечно же, без позволения на то самой Финэли, долги там у Кэрша или что похуже, Рамина никогда на подобное позволения не даст. А то, что павильон продан, Финэля не могла поверить. Как продан? С какой стати? С нею вместе? Куда же Ола смотрела? Она увидела Ифису, моющую ноги в пруду после длительной прогулки. Иногда Ифиса и не заходила в павильон. Она просто любила гулять по окрестностям, где прошла её счастливая, хотя и весьма сомнительная с точки зрения нравственности, юность. Она дожидалась, что Финэля позовёт её зайти и отдохнуть, но Финэля так не сделала. Она ощутила странную слабость после разговора с Раминой, и не было не то чтобы желания, а сил пойти и позвать Ифису.
Ифиса в гостях у Финэли
Ифиса вошла сама. Она принесла Финэле столичные сладости. Увидев, что старушка лежит на гостевом диване, Ифиса удивилась. Та никогда не валялась днём.
– Сделать тебе напитки, Финэля? – спросила она. – Я смотрю, тебе нездоровится.
– Всё хорошо, Ифисушка. Так я, легла, да призадумалась. Смысла-то колготиться уже и нет у меня. Утром прошлась, травы перебрала, сушиться развесила, а уж и нет дел. Всё чисто, всё тихо. Никто не мусорит, никто не придёт.
– Перебирайся ко мне, Финэля. У меня за домом сразу лес начинается. Будешь там травы свои искать. Я тебя с одной знатной травницей познакомлю. Инэлия её зовут. Вот вам будет о чём вместе поговорить. Комнаток у меня всего три. Так как раз одна тебе, одна мне, третья – гостевая. А там у меня и кухонька и веранда тенистая. Сад, да и всё прочее. Лучше, чем тут, тебе будет. Не так красиво, не так просторно, а тебе оно надо?
– Спасибо, Ифисушка. Добрая ты. Зря я на тебя ругалась когда-то. – Финэля по-детски радостно сунула нос в коробку с напудренными пирожными. – Аромат-то какой! Как в прежние времена у нас на столе. И где же ты такое добываешь?
– Да в доме для лакомок. Там, как и было прежде, готовят все прежние
