— Хорошо. Считай, что получил должность капитана — самую высокую, на которую я осмелюсь поставить темноглазого. Я не назначаю тебя батальонлордом, иначе столкнусь со множеством неприятностей. Однако все офицеры узнают, что ты выведен из обычной цепочки подчинения. У тебя не будет права отдавать приказы светлоглазым меньшего ранга, но и ты не обязан подчиняться светлоглазым более высокого.
— Согласен, — сказал Каладин. — Еще я бы хотел, чтобы моих солдат не назначали в патрули и они не сражались на плато. Я слышал, что несколько ваших батальонов занимаются борьбой с бандитами и поддержанием порядка в разных местах, вроде Внешнего рынка. Я хочу один год по меньшей мере.
— Это легко, — сказал Далинар. — Насколько я понимаю, тебе нужно время, чтобы обучить их, прежде чем кинуть в сражение.
— Да, и сегодня я убил много паршенди. Я обнаружил, что мне жаль их. Они сражались с бóльшей честью и достоинством, чем многие наши солдаты. Мне не понравилось это чувство, и мне нужно время, чтобы все как следует обдумать. Я подготовлю телохранителей для вас, и мы пойдем с вами на поле боя, но наша основная задача — защищать вас, а не убивать паршенди.
Далинар изумленно посмотрел на Каладина.
— Хорошо. Хотя, откровенно говоря, тебе не о чем волноваться. В будущем я не собираюсь сражаться в передних рядах. Моя роль изменилась. Не имеет значения, мы договорились?
Каладин протянул руку.
— Однако мои люди тоже должны согласиться.
— Но вроде ты говорил, что они сделают то же, что и ты.
— Да, возможно, — сказал Каладин. — Но я командую ими, а не обладаю.
Далинар пожал руку Каладина; сапфировый свет восходящей луны осветил крепкое мужское рукопожатие. Потом вынул сверток из-под мышки.
— Вот.
— Что это? — спросил Каладин, беря сверток.
— Мой плащ. Тот самый, в котором я сражался сегодня, выстиранный и зашитый.
Каладин развернул сверток. Темно-синий плащ, с глифами хох и линил, вышитыми белым на спине.
— Кстати, каждый человек, носящий мои цвета, становится членом моей семьи. Плащ — простой подарок, но он один из тех немногих предметов, которые для меня много значат. Прими его с моей благодарностью, Каладин Благословленный Штормом.
Каладин медленно свернул плащ.
— От кого вы услышали это имя?
— От твоих людей, — усмехнулся Далинар. — Они очень высоко отзывались о тебе. И заставили меня зауважать тебя. Мне нужны такие люди, как ты, как вы все. — Он сузил глаза и задумчиво посмотрел на Каладина. — Все королевство нуждается в тебе. Возможно, весь Рошар. Идет Настоящее Опустошение…
— Что вы хотите сказать?
— Ничего, — ответил Далинар. — А теперь, пожалуйста, идите и отдохните, капитан. Надеюсь вскоре услышать от вас хорошие новости.
Каладин кивнул и ушел, пройдя мимо двух людей, на сегодняшнюю ночь ставших телохранителями Далинара. До новых бараков — нет, казарм — было недалеко. Далинар выделил им по казарме на каждую бригаду.
Больше тысячи человек. Что он будет делать с такой массой народа? Он никогда не командовал отрядом больше чем в двадцать пять человек.
Казарма Четвертого Моста оказалась пустой. Каладин остановился у входа и посмотрел внутрь. В казарме стояли койки, рядом с каждой закрывающийся шкафчик. Дворец.
Пахло дымом. Нахмурившись, он обогнул казарму и нашел людей, сидевших вокруг ямы в земле, развалившихся на камнях или бревнах и ждавших, когда Камень приготовит похлебку. Все слушали Тефта, который, с рукой на перевязи, что-то негромко рассказывал. Тут же, с краю, сидел Шен. Они захватили его с собой, когда вместе с ранеными уходили из лагеря Садеаса.
Увидев Каладина, Тефт замолчал, и все повернулись к нему; многие были перевязаны.
И Далинар хочет, чтобы эти люди стали его телохранителями? подумал Каладин. Да это оборванная банда преступников.
И, однако, он поддерживал выбор Далинара. Если бы он решил отдать жизнь в чьи-то руки, он бы выбрал их.
— Что вы делаете? — резко спросил Каладин. — Вы давно должны спать.
Мостовики поглядели друг на друга.
— Это, — откашлялся Моаш. — Мы почувствовали, что неправильно идти спать, пока мы не… ну, как обычно.
— Трудно заснуть в такой день, мачо, — добавил Лоупен.
— Говори за себя, — сказал Шрам, зевнув; его раненая нога лежала на бревне. — Я остался ради похлебки. Даже если он накидал в нее камней.
— Ничего я не кидал! — рявкнул Камень. — Опьяненные воздухом низинники!
Они подвинулись, освобождая место для Каладина. Он сел, подложив плащ Далинара под голову и спину. И с благодарностью взял миску с похлебкой, которую Дрехи протянул ему.
— Мы говорили о том, что люди сегодня видели, — сказал Тефт. — О том, что ты делал.
Каладин замер с ложкой у рта. Он почти забыл — может быть умышленно, — как показал им то, что может делать со Штормсветом. Будем надеяться, что этого не видели солдаты Далинара. Он светился слабо, а солнце сияло ярко.
— Да, я понимаю, — сказал Каладин, его аппетит испарился. Смотрят ли они на него как-то иначе? Боязливо? Неужели он останется в одиночестве, как его отец в Хартстоуне? Или, еще хуже, будут ему поклоняться? Он поглядел в их широко открытые глаза и обнял себя руками.
— Это было поразительно! — сказал Дрехи, наклоняясь вперед.
— Ты — один из Сияющих, — сказал Шрам. — Я так считаю, хотя Тефт уверяет, что нет.
— Еще нет! — рявкнул Тефт. — Ты что, глухой?
— А ты можешь научить меня? — вмешался Моаш.
— Я бы тоже не прочь научиться, мачо, — заметил Лоупен. — Ну, знаешь, ты же здорово учишь.
Ошеломленный Каладин замигал, а остальные заговорили одновременно.
— Что ты можешь делать?
— Как ты это чувствуешь?
— Ты можешь летать?
Каладин поднял руку, останавливая поток вопросов.
— И вас не тревожит то, что вы видели?
Кое-кто пожал плечами.
— Благодаря этому ты остался в живых, мачо, — сказал Лоупен. — Лично я тревожусь только об одном — насколько неотразимым я стану для женщин. «Лоупен, у тебя только одна рука, но ты можешь светиться. Поцелуй меня». Вот что они скажут.
— Но это странно и страшно, — запротестовал Каладин. — Именно это делали Сияющие. И всякий знает, что они предали человечество.
— Да, — фыркнул Моаш. — Как всякий знает, что Всемогущий выбрал светлоглазых и назначил их управлять миром, потому что они благородны и все такое.
— Мы — Четвертый Мост, — добавил Шрам. — Мы вместе прошли через все. Мы жили в крэме, и нас использовали, как наживку. То, что помогло тебе выжить, хорошо. Больше говорить не о чем.
