- Выпустите меня! - Ревел Виктор,- Я должен сойти с этой чертовой конченной жестянки! Сейчас же!
Ответом был только страх. Людимолчали, шарахались в стороны и пятились к стенам от греха подальше, чем сильновыводили из себя Линкольна:
- Тысяча мустангов и один идиот!Вы что не слышите?!
- Я тебя слышу Виктор, - этислова сказал капитан корабля, невысокий лысый человек с уставшими большимисерыми глазами, - я прекрасно тебя слышу Линкольн, но не нужно пугать мнелюдей, они и так натерпелись за последнее время.
- Ха! - ответил Виктор и двинулсяна капитана, но тот даже не двинулся.
- Нет, Виктор я не будужертвовать людьми ради твоей истерики.
- Просто опусти его на уровеньниже, и я найду выход сам!
- Нет.
- Не зли меня!
- Прекрати истерику! - Похоже,теперь нервы сдали у капитана.
- И что?! Ты отшлепаешь меня, какпятиклассника?!
- Она, сделала то, что считаланужным - она сохранила нам жизни! Как ты не поймешь Линкольн! Она сделалавыбор, умей смиряться - это реальность!
- Какая реальность?! Та, котораязамешана на крови?! И это ты зовешь выбором?! Чушь! Ее вынудили это сделать! Тыхочешь сказать, что наша девочка решила в святые Магдалены податься?! Не верю!
- Виктор, если ты сейчас сойдешь,это будет означать одно - война. Война, понимаешь, а мы на грани вымирания. Мыпочти вымерли Виктор!
- Когда я сойду, я буду сам посебе и мне никто не указ!
- Тебе давно никто не указ, воттак становятся подобными Риму, подумай Виктор, - капитан развернулся и зашагалпрочь от Линкольна.
Ярость ушла. Он огляделся посторонам, люди тоже стали расходиться, но близко не приближались к нему, всееще боялись его гнева. Виктор же побрел в свою каюту, ему теперь хотелосьпобыть одному. Он прислонился к холодному металлу и опустился на корточки.Руки, да и ноги отказывались его слушать, он устал, эмоционально выдохся. Ещебы, после того, что он устроил, к нему не подойдут долго. Хотя сейчас он меньшевсего думал о людях и тех, кто видел его истерику. Ему было все равно, потомучто глухая боль разрывала его внутри. Она сжигала его легкие, ударяла обухом поголове - он не знал, как ему быть, он был загнан в угол всего десятьюстрочками. Виктор Линкольн вопрошал небо, как ему поступить: разум был согласенс капитаном корабля, а вот сердце говорило иначе. Крид попала в лапы мародерам,убийцам и одному богу было известно, что будет, когда их предводительнаиграется в игру любовь.
Он знал одно, что так просто еена севере не оставит, потому что ее письмо не успокоило, а наоборот, загоняло вугол. Оно разбудило в Викторе то, чудовище, которое задремало, когда на землюпришел мир. Оно очнулось и просило крови, чтобы кровь стекала по острой сталиножа и капала на желтый песок. Оно хотело, чтобы боль прекратилась, что мучилатело Виктора - эта боль раздражала чудовище. Оно злилось и хотело, еще большекрови сейчас сию же минуту.
Виктор вцепился ногтями встальную дверь и встал на ноги, оставив на ней не плохой отпечаток от ногтей, апотом посмотрел на свои пальцы. Все вроде было на месте, но одновременно, что -то изменилось. Пальцы как пальцы, руки, ладони, ногти, но что-то было не так.Он открыл и закрыл глаза, наконец, поняв, что происходит. Он глядел на руки, ноне видел их, вместо них перед глазами всплывали образы, лица, места, действия -все, что было до кибер мира, он вспомнил все.
Виктор вновь пустился на пол, нотеперь он встал на колени, тряхнул головой и сказал вслух всего одну фразу, ноголосом, от которого бы у слепого пошли мурашки по коже, он сказал:
- Лучше бы я умер.
***
Крид стояла напротив окна. За нимпростиралось настоящее море, от него пахло прохладой, и оттого в помещениисоздавалась приятная благодать, было свежо и не нужно было постояннопроветривать помещение в поиске свежести. В комнату с тяжелыми каменнымипотолками, железным полом и такими же каменными стенами заглядывал настоящийморской ветер. Он развивал волосы Крид, обдувал ее лицо и на миг она забывала,что находиться не в плену, а дома. Хотя она все чаще задавала вопрос - где еедом? В кибер мире? Здесь на этой земле? Или где-то там не бескрайних просторахпустыни или прерии? Ответ Крид не знала. У нее не было дома, не было истории,не было семьи. У нее была только эта комната и море, что раскинулось перед окном- вот и все, что было у Крид, ничего не было у нее.
В комнату зашел человек. Потяжелым, шаркающим шагам она узнала в нем Рима.
- Как тебе море? - Он старалсябыть милым, но у него плохо получалось, за год Рим привык отдавать приказы иповелевать судьбами людей, как марионетками. Он не привык мириться и ждать.
- Оно не такое, каким я себепредставляла. - Ответила Крид и обернулась к нему.
- Какое же оно?
- Другое...
- Черта с два Крид, прекрати! -Терпение у Рима кончилось, и он схватил ее за плечи, - за все это время, ты несказала мне и двух слов! Ты говоришь мне слова сквозь зубы, и думаешь, я невижу?! Я предупреждал тебя, что лучше не стоит! Предупреждал?! Ну, отвечай?!
- Предупреждал.... - прошепталаКрид. Страх снова сковал ее тело, она едва сдерживала себя, чтобы не заплакать,но слезы, еще больше бы вывели его:
- Рим... не торопись...я нетряпичная кукла, чтобы улыбаться тебе по команде, - она еще раз чертыхнулась засвой несносный характер, но не могла Линкольн иначе.
- Ты не тряпичная кукла, - сказалРим, упокоившись, - согласен, но ты знала, на что шла.
- Я знаю, - кивнула Крид и взялаего за руку, - не злись, я же с тобой, что еще тебе не хватает, Рим?
Он не ответил. Он обнял ее ивдохнул ее аромат: - Ты приятно пахнешь, морем...
Крид застыла на месте. Онабоялась пошевелиться и понимала, вот оно, что не хватало Риму - ее. Еенастоящей, женщины, которая согревала бы его ночами, улыбалась его ласкам ибыла в его кровати, как только он захотел плоти. При этих мыслях ей стало не посебе, а по телу пробежалась не приятная дрожь. Не нравились эти идеи Крид. Онаизбегала их, бежала оттого, чтобы остаться с Римом наедине, искала приют напляжах моря и боялась того, когда он зайдет в ее комнату и останется в ней.Крид не хотела принадлежать Риму, но деваться было некуда.
Она была в его покоях и если быон прочел ее мысли одному богу известно, что он сделал с ней, в лучшем быслучае убил, а в худшем... Про худший случай Крид старалась не думать. Она вообщестаралась не думать, не чувствовать, а просто быть здесь и ждать, как онпоступит сейчас.
Рим расценил ее молчаниепо-своему. Он отстранился от нее, взял ее лицо кончиками пальцев и заглянул вглаза, как будто в них был текст на его немой вопрос. Наконец, он сказал:
