— Замечательно, — заметила она.
— Благодаря тебе, — добавил Люк.
Она и не пыталась отрицать. Люк всегда видел ее насквозь.
— Рози, между мной и Оливией все кончено. Нет смысла продолжать агонию. Я знаю, ты хотела как лучше. Но… никогда больше так не делай.
* * *
Оливия щелкнула ногтем по блестящему розовому шарику, свисавшему с ветви большой рождественской елки в холле «Кедров».
Скоро Рождество. Вот так же, бывало, маленькой девочкой она с трепетом разглядывала украшения, очарованная их волшебным блеском. Что-то все же осталось неизменным, несмотря на прошедшие годы.
Корзинка у ее ног издала протестующее мяуканье. Оливия присела и достала оттуда пушистого рыжего кота с золотистыми глазами. Кот с урчанием устроился у нее на руках.
— Оливия! — воскликнул Джо с верхней ступени лестницы. — Откуда этот рыжий плюшевый мяч?
— Он приехал со мной. Это Кастард.
— Ах да, твой кот. — Отец ласково поцеловал ее в щеку, а потом наклонился к коту и дружески почесал его между ушей.
Оливия улыбнулась, но ее улыбка растаяла в тот момент, когда внимание отца переключилось с кота на ее талию и затем на лицо. Она надеялась, что он не станет задавать вопросов. Вопросов, на которые она пока не готова была ответить.
— В библиотеке разожжен камин, — сказал Джо.
Оливия хотела было сказать «как всегда», но вовремя прикусила язык. Если она чем-либо обнаружит свою нервозность, отец сразу заподозрит неладное.
Она прошла за ним в библиотеку и подождала, пока он совершит обычный ритуал с сигарой и устроится в кресле.
Оливия устроилась на краешке стула и надеялась, что они будут говорить только о погоде.
Вместо этого отец бросил на нее очень серьезный и заинтересованный взгляд и спросил:
— Что с тобой случилось, Оливия? Ты изменилась.
— Я прекрасно себя чувствую, — быстро ответила Оливия.
— Я не сказал, что ты выглядишь больной. Я сказал, что ты изменилась. У тебя округлилось лицо, тебе это даже идет. Ты ничего не хочешь мне сказать?
О черт! Должна ли она рассказать ему?
— Возможно, я немного прибавила в весе.
— Хм. — Джо оценивающе смерил ее взглядом, посмотрел на кончик сигары и аккуратно положил ее на край антикварной пепельницы. — Ты ждешь ребенка, так ведь? — Джо говорил очень официальным тоном, как будто требовал отчета от подчиненных. — Твоя мать выглядела точно так же, когда ждала тебя и Реймонда.
Слова отца, произнесенные совершенно бесстрастно, отозвались колокольным звоном в голове. Она должна была понять, что он догадается. Джо Франклин был мастером понимать все без слов.
— Может быть, — сказала она, не глядя на отца.
Никаких «может быть». Ее новый врач вчера подтвердил результаты анализа.
— Это, конечно, ребенок Люка, — сказал Джо, словно не было никаких сомнений. — Хорошо, что вы не разведены.
Он не казался расстроенным. Просто очень практичный и деловой. Оливия внимательно разглядывала голубые огоньки, бегавшие по поверхности горящего в камине полена. Рассказать ему все, понимая, что он, в свою очередь, может открыть это Люку? Или придумать какую-нибудь ложь, дабы отвлечь от этой темы?
Нет, так нельзя. Это слишком сильно огорчит его. Как большинство отцов, Джо Франклин представлял себе дочь образцом викторианских добродетелей.
— Я как-то заезжала к нему домой, — сказала она. — Забрать собаку Старски.
— Это не ответ. — Наклонившись вперед, Джо взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Но, полагаю, это означает «да»?..
Несмотря на ярко пылавшее в камине пламя, прикосновение его пальцев оказалось почти ледяным. Она дернулась, и он тут же опустил руку. Разбуженный Кастард протестующе мяукнул и вонзил когти в колени Оливии. Не обращая внимания на боль, она продолжала размеренно поглаживать кота.
— Если я скажу, что ребенок от Люка, ты ему расскажешь?
Джо сжал губы, помолчал, потом твердо произнес:
— Нет. Ты расскажешь.
Оливия покачала головой:
— Папа, я не могу. Я не хочу, чтобы он знал. Он не любит меня, и я не вынесу, если он вернется по той же причине, по какой согласился жениться — только потому, что чувствует ответственность за ребенка.
— Почему бы и нет? Раньше ты не была так щепетильна. И он, черт возьми, должен чувствовать ответственность.
— Да, но… видишь ли, я думала, что он постепенно полюбит меня. А сейчас знаю, что это невозможно. Он не виноват…
— Ты не думаешь, что он имеет право знать? — Отец откинулся в кресле, сложив руки на животе.
Оливия горько рассмеялась:
— Я даже не уверена, что он мне поверит.
— Через несколько месяцев ему все равно придется поверить. — Джо сделал пару затяжек.
— Возможно, он решит, что у меня есть кто-то другой. Видишь ли, он был осторожен. По крайней мере я так думаю. Не понимаю, как могло произойти то, что произошло, но тем не менее…
Джо хмыкнул и кашлянул:
— И что ты собираешься делать, Оливия?
— Я собираюсь провести здесь эту ночь. А приблизительно через семь месяцев рожу ребенка. — Оливия встала и направилась к двери. — А потом — не знаю. Думаю, стану хорошей мамой.
Невозможная мысль. Она сама не могла в это поверить и не была уверена, что хочет верить.
— Ты любишь детей? — неожиданно прозвучал вопрос отца.
Оливия остановилась у самой двери.
— Не то чтобы очень. Но это будет мой ребенок.
— И Люка, — веско добавил отец. — Ты должна сказать ему, Оливия.
Ни за что! Оливия обернулась, пытаясь найти слова, чтобы убедить его.
— Нет, я не могу. И ты не станешь рассказывать ему! — воскликнула она. — Если ты это сделаешь, я… я отдам ребенка на усыновление.
— Не будь смешной, — махнул рукой Джо, отметая ее угрозы, как будто она была маленькой девчушкой, в гневе топнувшей ножкой.
— Я вовсе не смешна. Я так и сделаю.
Джо хотел сказать что-то еще, но Оливия подхватила Кастарда и выскочила из комнаты. Закрывая дверь, она обернулась.
Отец смотрел ей вслед немигающим взглядом, как одна из статуй, охранявших фамильный склеп. Точно так же он выглядел в день смерти Реймонда. Конечно, Джо заботился и беспокоился о ней, но он не понимал, что она не имеет права во второй раз разрушать жизнь Люка. Мужчина, который был ее мужем, должен наконец найти свое счастье. Без нее.
Оливия поднялась в комнату, которая с детства была ее убежищем, и подошла к окну. Сад был погружен во мрак, хотя в ее воспоминаниях он всегда представал полным света и смеха — как в тот день, когда она вышла замуж за Люка.
