— А убить человека, пытающегося отнять твою жизнь? — едко спросил Эрик. — Как ты сделал когда-то? Это морально?
— Конечно, нет, — хмыкнул Такрон. — Для меня убийство не может иметь оправданий. Но я шен и, как уже говорил тебе, сделал то, что сделал, не оправдывая себя. И я заплатил за это. Будь я обычным человеком, то мне следовало бы попытаться убежать или просто умереть. Это было бы морально, хотя я и не люблю это слово. Если я правильно помню, ваш Христос поступал так… морально. За это, люди, существовавшие в моральной тени, прибили его гвоздями к деревянному кресту.
— Я знаю точно, что Лугонг убил очень много людей, — не сдавался Эрик. — Но он ведь шен.
— Лугонг — это не я, ты не Такрон, я — это не ты. Он идет своей дорогой, и все, что он делает, касается только его самого. И знаешь, меня не покидает чувство, что ты непрерывно пытаешься решить для себя: что такое мы, шены? Зло или не зло. Тебе следует перестать это делать, ты засоряешь свое восприятие жизни. Скажи, к какой стороне этой самой морали ты относишь существования себя самого и свои поступки? Ко злу или к добру?
— Ну не ко злу точно, — пробурчал Эрик.
— Если ты не зло, то поступай так, как тебе свойственно, и прекрати это самопоедание. Перестань оценивать поступки других и следи только за своей тропой.
Такрон спокойно откинулся спиною на камень.
Эрик попытался обдумать услышанное, но ответа найти не смог.
— Вы какие-то ненастоящие шаманы, — наконец сумел он сформулировать фразу. — Ты и Лугонг… Вы разговариваете так… Как не люди, живущие в пещерах и совершающие первобытные обряды, но как… не знаю… словно вы преподаватели из колледжа.
Такрон рассмеялся.
— Что касается Лугонга, то его можно назвать преподавателем. Насколько я знаю, он даже посещал университет. Не понимаю зачем, может из любопытства. Я же в детстве обучался в монастыре и, позднее ходил на монастырские курсы для мирян. Это выглядело как обучение… наверное, такое же, как в ваших колледжах.
В этом «колледже» занятия вел лама Тшенгдэн, человек не просто энциклопедических знаний, но и огромной психической силы, полученной им в результате многих лет беззаветного следования Дхарме и практике йоги. Я многому у него научился, несмотря на то, что был взрослым шеном и магом.
Тшенгдэн знал, кто я такой, и ни разу не завел об этом речь. Наоборот, он всегда предпочитал занятия со мной обществу других учащихся. Я скажу тебе больше — положение этого ламы в иерархии монастыря было таково, что даже самые важные монастырские и заезжие чиновники склонялись в поклонах и усердно бились головой о землю, если он проходил мимо. Это был воистину просветленный и наполненный внутренней силой буддист. Он даже открыл мне глаза на такое явление, как телепатия. Да, я знаю это слово.
Нить Шенраба позволяет передать и почувствовать эмоцию или смутный образ, который еще нужно суметь правильно истолковать. Тшенгдэн же с легкостью передавал мне тексты с расстояния в несколько километров, которые я записывал. Он научил меня некоторым медитативным приемам, чтобы я мог получать его послания. Когда мы встречались с ним и сравнивали наши записи, то они совпадали буква в букву. Он говорил, что я отлично принимаю, но передавать сам почему-то не могу. Ко всему прочему, сам лама относился к этой практике как детской забаве, не представляющей ценности для буддиста. Главным для него всегда оставалось забота о собственной внутренней чистоте и достижение состояния Будды.
Так что, кроме лам-чиновников и лицемеров, погрязших в роскоши, в Тибете жили и практиковали и настоящие последователи учения Будды.
Кроме того, всегда полезно знать, что происходит за стенами твоей пещеры. Я могу разговаривать на шести языках, изучал астрологию, астрономию, историю религий, математику и даже немного физику. Хочешь, я нарисую тебе, как устроена ядерная бомба?
Эрик лег на землю, закрыл глаза и засунул пальцы в уши.
— Я хочу просто поспать десять минут.
Такрон разбудил Эрика через час, и они начали спускаться к ярким, сверкающим на солнце краскам растений холма у основания горы. Склон оказался жестким и каменистым. Приходилось двигаться очень осторожно, переступая ногами вниз и цепляясь руками за выступы породы и редкие кусты. Когда они оказались на границе густо заросшего лесом холма, кожа на руках Эрика была содрана до крови. Такрон предложил ему помочиться на ссадины, но тот просто замотал ладони тряпкой.
Они вступили под покров листвы и хвои и начали продвигаться к высоким соснам, видимым даже сквозь густые заросли. После тусклых красок горных склонов глаза жадно впитывали сочную зелень леса, травы и цветущих кустарников.
— Я уже предупредил тебя насчет некоторых странностей этого человека, — остановившись перед поляной, огражденной подстриженным забором из туи и сладко пахнущих цветов, сказал Такрон. — Обязательно поклонись ему и покажи уважительное отношение. Его зовут Тхуптэн.
Эрик молча кивнул.
Они вышли на ухоженный плоский участок холма, по периметру которого были разбиты клумбы с орхидеями, розами и необыкновенной красоты бледно-фиолетовыми цветами. Между высокими молодыми соснами стоял аккуратный побеленный домик, крытый глиняной черепицей с окнами, в которые было вставлено настоящее стекло.
Посреди поляны, вальяжно развалившись в ротанговом кресле, сидел полный человек, одетый в шелковый золотистый халат, вышитый изображениями драконов, шелковые же широкие штаны и кожаные красные сапоги. Руки человека были сложены на животе. На сцепленных между собой пальцах сверкали перстни. Вид мужчины был настолько неуместен, что Эрик едва сумел подавить приступ смеха. На правом краю поляны был установлен настоящий глиняный тандури, в который закладывал дрова молодой непалец в традиционной одежде.
Эрик, подражая Такрону, принял торжественный вид и, держась на шаг позади шена, подошел к прорицателю.
Оба почтительно поклонились.
Прорицатель приоткрыл глаза и, не вставая, небрежно кивнул Такрону. Лениво перевел взгляд на Эрика. Целую минуту смотрел прямо ему в глаза. Тот из какого-то упрямства, а может быть, раздраженный этим разодетым павлином, не моргая уставился в его узкие глаза, блестевшие между жирных век. Затем началось уже знакомое дурацкое представление. Щеки шамана побледнели до синевы, и он попытался вылезть из кресла. С третьей попытки ему это удалось, и упитанная тушка бухнулась перед ним на колени, уткнувшись носом ему в ноги.
Эрик, взглянув на Такрона, увидел неподдельное изумление на его лице.
— Что за ерунда опять? — обратился к нему Эрик.
Такрон растерянно пожал плечами и спросил что-то у лежащего в ногах прорицателя. Тот в ответ разразился какой-то длинной торжественной тирадой. В этот момент Эрик почувствовал, как сзади ему в ноги уткнулось еще одно лицо. Обернувшись, он увидел, что за его спиной распростерся молодой непалец, занимавшийся тандури. Судя по следу на поляне, к Эрику он полз на коленях.
