При строительстве объекта «Ангара» приходилось решать массу самых различных задач, и во всей деятельности Григорьева в этот период просматривается по-настоящему государственный подход к порученному делу.
Один из примеров. Время на подготовку ракеты Р-7А к пуску (в монтажно-испытательном корпусе — 21 час, на стартовой позиции — 12 часов 30 минут) было велико и не отвечало современным требованиям. В составе боевого расчета при подготовке и проведении пуска участвовало одновременно до 280 человек. Конечно, такая подготовка к пуску не могла никого удовлетворить. По предложению командира соединения во всех частях прошли собрания личного состава, на которых каждому было предложено подумать над тем, как можно сократить временные нормативы подготовки ракеты к пуску. В течение месяца поступило около тысячи предложений. Их подавали все — и офицеры, и сержанты, и солдаты. Комиссия под руководством заместителя командира по вооружению полковника Б. Г. Ханина тщательно рассматривала эти предложения, отбирала наиболее ценные и оформляла их должным образом.
Представителям промышленности было предложено провести на ракетном комплексе около 400 доработок, выполнение которых давало значительный эффект. Например, время на подготовку ракеты в монтажно-испытательном корпусе было сокращено до 14 часов, на стартовой позиции — до 9 часов. Д. Ф. Устинов дал указание предприятиям промышленности и конструкторским бюро проработать все эти вопросы. В результате большинство предложений было принято, что обеспечило повышение боевой готовности ракетных войск в целом.
Одновременно был разработан график подготовки боевого ракетного комплекса к повторному пуску в течение 5 часов. Боевой ракетный комплекс стал способен проводить не три пуска в течение 10 суток, как это определялось тактико-техническими требованиями, а два пуска в сутки. Это подтвердилось 16 июля 1961 года последовательным проведением двух пусков ракет в течение суток с одной пусковой установки боевым расчетом 42-й БСС на 5-м НИИП МО. Оба пуска были проведены с оценкой «отлично». Полученный опыт имел огромное значение для повышения боевой готовности РВСН и был использован при постановке на боевое дежурство других ракетных частей.
В феврале 1959 года объекту «Ангара» было присвоено условное наименование «3-й учебный артиллерийский полигон» во избежание раскрытия истинного предназначения воинской части. Для поддержания этой легенды прикрытия в штат отдельного батальона охраны была введена смешанная артиллерийская батарея в составе двух огневых взводов и взвода управления, которые регулярно проводили учения со стрельбой как на территории соединения, так и за его пределами. Через органы власти Плесецкого района жители оповещались об опасности пребывания в закрытых зонах. Это позволяло соблюдать до определенного времени режим секретности. До определенного времени, потому что, когда начали проводить пуски ракет непосредственно с позиционных районов объекта, трудно стало кого-либо обмануть в истинном предназначении полигона.
Этот прием, взятый на вооружение и в других местах, особенно густонаселенных, такого эффекта уже не приносил. Когда полным ходом пошло формирование ракетных соединений в 1959–1963 годах, тоже придумывались различные легенды прикрытия. В дивизии привозили то гаубицы, которые затем не производили ни одного выстрела, то самолеты, которые стояли на видном месте, но никогда не взлетали и т. п.
Соблюдение режима секретности, вопросы бдительности стали постоянной головной болью командования объекта «Ангара». Были курьезные случаи. Так, во время работ по вводу в строй второго ракетного комплекса для ракеты Р-7 впервые проводилась проверка возможности выполнения полного цикла работ с ракетой в условиях светомаскировки. В каждом подвижном и стационарном агрегате комплекса предусматривались и устанавливались средства светомаскировочного освещения, включая индивидуальные средства — светильники, закрепляемые на головном уборе номера расчета. Эти работы проводились в соответствии с тактико-техническими требованиями на комплексе и были предусмотрены программой отладочных испытаний. Выбиралась, по данным синоптиков, самая темная ночь с низкой облачностью. Подключались все светомаскировочные средства. Весь цикл работ по доставке, установке, обслуживанию ракеты на старте был выполнен без замечаний, хотя, в силу отсутствия опыта у расчетов по работе в ночное время, в нормативы не уложились.
Вид старта во время испытаний был поистине фантастическим. На всех высотных отметках — на ферме и в кабине обслуживания — номера расчетов с индивидуальными светильниками перемещались в условиях полной темноты. Но вместе с тем эта картинка (контуры ракеты и старта) спроецировалась и обозначилась на нижнем облаке и была видна за несколько десятков километров. Служба режима запаниковала. В дальнейшем все работы на старте проводились при обычной освещенности.
Вопросы маскировки и позже отнимали много сил и нервов у руководства соединением. В начале 60-х уже было ясно, что вместе с развитием ракетно-ядерного оружия будут постоянно совершенствоваться и методы разведывательной работы противника. Только недавно был сбит американский самолет-разведчик на Урале, и никто не мог дать гарантий, что подобное нарушение воздушного пространства СССР не повторится. Поэтому вопросам маскировки объектов с воздуха уже с первых дней строительства уделялось первостепенное внимание. Военный строитель полковник А. Л. Власов вспоминает, что, например, в период строительства первого старта посадка бетонного узла менялась дважды, так как поляна, на которой размещались цеха, якобы демаскировала площадку. Переместить бетонный узел на приличное расстояние от старта в период, когда полным ходом идут работы и график этих работ должен выполняться неукоснительно, — дело поистине героическое.
Легко сказать — замаскировать объект. Это не танк и не грузовая машина. Монтажно-испытательный корпус (МИК), например, имел высоту более 30 метров, а длину в пять раз большую. МИКи раскрашивали под жилые здания. Стоит себе «небольшой домик», а вокруг тайга. Особенно тяжело пришлось с маскировкой железнодорожных путей и бетонных дорог. Григорьев часто возмущался, протестовал, но указания сверху поступали регулярно. Железнодорожные пути маскировали ящиками с высаженными в них кустами. На крышах объектов тоже располагали такие насаждения. Когда стало понятно, как много сил и времени забирает подобная маскировка, создали штатную маскировочную роту численностью около 80 человек. Именно личный состав этой роты постоянно таскал тяжеленные ящики на железнодорожное полотно и снимал их перед учениями или комплексными занятиями.
Сложнее было с маскировкой нескольких десятков километров бетонных дорог. К решению этой задачи пришлось привлекать уже тысячи военнослужащих. Какой-то умник в Москве (конкретнее, в 4-м НИИ МО) додумался до «простого решения» — бетонные дороги выложить дерном. Соответствующее указание за подписью заместителя начальника Главного штаба РВСН А, С. Буцкого пришло и в Плесецк. Михаил Григорьевич опять «побушевал», но задачу выполнять было все же необходимо. На станции выпросили дополнительные железнодорожные платформы и ежедневно до полутора тысяч военнослужащих выходили на заготовку дерна, который срезали лопатами, грузили на платформы, подвозили к определенному участку и укладывали на полотно дороги. Наконец титаническая работа была завершена. Григорьев вместе с начальником инженерной службы соединения сел в самолет (уже была своя эскадрилья с тремя старенькими Ли-2) и осмотрел с воздуха результаты этой работы. Ровные, хорошо очерченные дороги из дерна просматривались как на ладони. Григорьев опять возмутился: «Только дурак может поверить в то, что дерн «самостоятельно расположился» в столь четкой геометрии!» Осенью пошли дожди. Тяжелые тягачи и заправщики намертво садились в раскисшем дерне, буксовали на бетонках. Срывались занятия, а о том, чтобы уложиться в нормативы, пришлось забыть. Григорьев вызвал начальника инженерной службы и приказал в кратчайшие сроки очистить дороги бульдозерами, что и было незамедлительно сделано.
