Забирать заказ, друзья ходили втроём. И то – рук едва хватило. Когда вновь усаживались, Рощин выразительно посмотрел на Глорию:
– Я помню. Коньяк с меня, но вечером, – произнёс Влад и добавил, уже мысленно: «Вдруг, после обеда, на этот раз – папа Светлочки кого-нибудь из великих пришлёт».
Двадцать вторая глава
В галерею возвращались нога за ногу. Влад еще остановился на углу перед нужным поворотом – спокойно покурить без журналистских приставаний. Он попросил Глорию связаться с Майклом и сообщить ему последние королевские новости. Девушки прошли немного вперед, красавица-медсестра уже начала что-то говорить по телефону и, вдруг, её довольное выражение лица резко сменилось на беспокойную гримасу. Художник отбросил сигарету и в два прыжка оказался рядом:
– Что? Что случилось?
– Лихорадка застала Майкла за рулём, – промолвили дрожащие губы девушки. – Мне надо срочно к нему!
– Он врезался куда-то? Ранен? Да, говори же! – теребил нерасторопную англичанку Рощин.
Глория только головой мотнула.
– Что же это такое-то! Он сам на связи? Дай мне телефон! – воскликнул Влад, буквально, вырывая трубку из её руки и поднося к уху: – Майкл! Слышишь меня?
Дорсет не ответил. Только частые гудки. Русский художник чуть телефон об мостовую не расколотил.
– Влад! – резко крикнула медсестра. – Жив он. Не ранен. Вовремя на тормоз нажал и встал у тротуара на Бельведер-роуд, напротив Лондонского глаза. Мне надо ему сделать два укола…
– Что ещё за чёртов глаз?! Где это? Ты бы ещё по-турецки объяснила! – продолжал бушевать Рощин. – Куда надо ехать? Что ты молчишь?!
Наташе хотелось его взять за плечи и потрясти, но она не рискнула. А вот Глория легонько шлёпнула распалившегося живописца по щеке:
– Успокойся. Это совсем недалеко. Я сейчас возьму такси и доеду.
– А шприцы? Лекарства, наконец? – уже смирно спросил Влад. – Надо же аптеку…
– У меня всё необходимое в сумочке. Да еще есть запасной комплект в машине Майкла, – медсестра пристально посмотрела на художника. – Неужели, ты думаешь, что я меньше тебя испугалась?
– Извини, за мои вопли. Пожалуйста, – искренне пробормотал Рощин и шагнул ближе к дороге. – Сейчас такси поймаю.
«Наконец, до тебя докричалась, – облегчённо вздохнула Светла. – Уже собралась в Наташу влезать в неурочное время. Спасибо, тебя Глория вылечила. Поезжай вместе с ней на такси, я по дороге скажу, что делать. Это, конечно, моя вина».
«Какая вина? О чём ты?» – так же мысленно вопрошал Влад.
«А вина моя в том, что за другими заботами у меня совсем вылетела из головы болезнь Майкла. Ты лови машину-то!»
Рощин махнул черному кэбу, еще и свистнул, да погромче. Машина остановилась около него. Когда подошли девушки, Влад мягко сжал локти Наташи:
– Я отвезу Глорию и скоро вернусь. Побудь на выставке.
– Конечно, поезжай. Я присмотрю, чтобы здесь всё было в порядке…
«А я тебе помогу, – услышал художник родной голос Светлы. – В смысле, говорю: ей помогу! Не забудь, Володя, как только встретитесь с другом – позови мою маму. Помнишь?»
«Лада. Как я могу забыть?!» – ответил живописец, залезая в просторный салон такси.
«Прекрасно. Она – целительница в сто раз лучше меня. Еще до уколов подселится в Глорию, нажмет её пальцами в нужных точках – и лихорадка у Майкла сразу пройдёт. Ладно, поезжай, мне картины караулить надо, и Наташеньку».
Когда такси повернуло в самое начало Бельведер-роуд, художник вновь услышал Светлу: «А малярию мы у Майкла вылечим. Ты, вылечишь. Тем более, раз при графе медсестра Глория – такая разносторонняя труженица, то она на тебя обижаться не будет. Без занятий не останется».
«В данном случае, обиды Глории меня меньше всего волнуют, – проговорил про себя Рощин. – Но вроде же, Лада собиралась лечить Дорсета именно её пальцами?»
«Сейчас будет не лечение, а всего лишь устранение лихорадки. На месяц-два. И мама сказала, что делать это станет через тебя. Нет-нет, без всякого подселения-переселения! Не беспокойся, я никому не позволю в тебя влезать, даже собственной мамочке, – тут в тоне феи послышались нотки своевольной и рассудительной дочери, которую обожают родители. – Поэтому ты будешь попросту слышать и маму, и меня одновременно. Понимаешь, для графа будет очень странно выглядеть, если мы начнём убирать лихорадку неведомым уникальным способом через Глорию. Она же всегда пользовалась лишь своими шприцами, а ты – другое дело. Скажешь ему, что научился у какой-нибудь деревенской ведуньи в северных лесах».
«Или в южных горах! – продолжил за любимую Влад. – Всё понял! Медсестре даже шприцы доставать не позволю».
Глория, словно подслушав этот мысленный разговор, открыла сумочку и принялась перебирать медицинские причиндалы. Рощин покосился на неё и, указав пальцем на содержимое сумочки, веско произнёс:
– Не спеши ты, с иголками! Раз я тоже еду, то, может быть, всё это и не понадобится.
Горничная поражённо уставилась на живописца:
– Ты что – ещё и врач?
– Посиди, пожалуйста, молча, – миролюбиво улыбнулся Влад. – Дай сосредоточиться.
– Ты какой-то загадочный… – прошептала Глория и, заметив через лобовое стекло машины гигантское колесо обозрения, маячившее уже не слишком далеко, указала на него рукой. – Вот он – Лондонский глаз. Ты спрашивал…
– Спасибо, – промолвил Рощин и красноречиво приложил палец к губам. И сразу же вновь вернулся к разговору со Светлой: «Как дела на выставке?»
«В порядке, как и обещала, – мгновенно отозвалась фея. – Заставила владельца галереи закрыть её на полчасика для влажной уборки. Так что, у меня сейчас перерыв в принюхивании к гостям, – Светла засмеялась. – Не могла же я бросить тебя одного в такую минуту. А потом, хочу запомнить все манипуляции, которые тебе мама покажет. Научусь, на всякий случай. Что касается полноценного лечения от малярии и всех её последствий, то этим займёмся после визита к королеве. Чтобы приготовить снадобье, нам надо будет по аптекам походить, где травами торгуют,… Кстати, приехали. Мамочка, ты здесь?»
«Давно, – раздался в голове Рощина бархатный голос Лады. – Не хотела в вашу оживленную беседу вторгаться. Здравствуй, Володенька!»
– Добрый день! – художник, неожиданно для самого себя, вдруг выпалил приветствие вслух. Услышав добродушный смех мамы с дочкой, и увидев Глорию, замеревшую от его русских слов сфинксом, – Рощин быстро поправился, перейдя на английский и обращаясь уже к водителю: – Я имею в виду – подъезжайте вон к тому большому джипу!
Едва такси остановилось, Влад сунул водителю двадцатку, помог выйти Глории и бегом бросился к машине Майкла.
Граф так и сидел на водительском кресле, только откинул его назад почти горизонтально, как лежанку. Он витал где-то далеко с полузакрытыми глазами. Руки и ноги его мелко и часто подрагивали, и, наверно, стучали бы зубы, но Майкл, еще будучи в сознании, предусмотрительно сунул себе в рот кончик галстука. «Вот, действительно, полезная деталь туалета», – мельком подумал Рощин, не любящий узлов на шее, и машинально воздел глаза к небу: – Лада, что мне делать?»
