Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
Дима увидел перед собой слабого одинокого человека. Маленького и злого. Куда меньше, чем он сам. И даже меньше, чем ворон. Всё это было глупо, нелепо.
Маленький Николай Николаевич стоял с ружьём. Из его приоткрытого рта стекала слюна, оставшаяся на губах после крика. Страх и сомнения исчезли. Дима понял, что был прав во всём, что сделал. Он дрожал, но теперь только от холода. Он был спокоен. Он знал, что победил в этой необъявленной схватке. А дядя знал, что проиграл, и от этого злился ещё больше.
– Ты не выстрелишь, – ровным голосом произнёс Дима. Затем добавил: – Тогда зачем всё это?
– Да ну?!
Дядя крепче сдавил ружьё.
Простонав, отбросил его на снег и сделал шаг вперёд.
– Ты можешь меня ударить, – Дима смотрел ему в глаза. – Опять.
Николай Николаевич остановился.
– Потом ударить ещё раз. И ещё.
Николай Николаевич поднял кулаки. Свои крохотные, неуклюжие кулаки.
– Но это всё, что ты можешь.
Николай Николаевич сплюнул.
Они так и стояли друг напротив друга. Бесконечно долго. Целую вечность. Застыли, словно вылепленные из снега, и молчали.
– Паскуда ты, – наконец процедил дядя.
Отвернулся. Поднял ружьё. Стряхнул с него снег и зашагал назад, к дому.
Дима, помедлив, заскользил вслед за ним.
Николай Николаевич вставил стекло. Снял обыгавшиеся куски мяса. Скрутил верёвку. Трупик другого ворона отбросил в сторону. При этом старательно обступал пятна крови и упавшие на снег перья.
Дима тем временем растопил печку. Больше всего ему сейчас хотелось напиться горячего чаю с бергамотом.
Окунать в кружку кубик рафинада, потом губами вышвыркивать из него влагу. Повторять так до тех пор, пока кубик не начнёт рассыпаться.
Делали всё молча, друг на друга не смотрели.
Покончив с мясом, Николай Николаевич ушёл в лес. Не захотел оставаться наедине с племянником. Захватил с собой трупик ворона.
Обхватив ладонями горячую кружку с чаем, Дима сел на Витину койку. Улыбнулся. Теперь в доме было так же уютно, как и в лесу. Юноша больше не испытывал отвращения к охотничьему быту. На соболиные шкурки он когда-то смотрел с радостью, затем – с гневом, а теперь – спокойно. Этот покой был особенным. В нём не было и оттенка равнодушия. Он был тёплым, просторным, взывающим к жизни. Диме ещё только предстояло разобраться в своих чувствах, а сейчас он ими наслаждался.
Допив чай, вышел наружу. Погода стояла ясная, чистая. Таёжная прогалина была дном большого солнечного аквариума, заполненного прозрачным золотом. Зажмурившись, Дима смотрел, как в воздухе плывёт алмазная пыль – крохотные снежинки, блестящие на солнце и до того лёгкие, что взлетали от малейшего дуновения ветра. И казалось, что время обернулось вспять и снег поднимается с поляны назад, в сугробы облаков. И поднимаются срубленные деревья, и оживают убитые звери. И всё устремляется к единому светлому началу, к тому мгновению подлинного чуда, когда в холодной пустыне мироздания впервые распустился цветок жизни.
Дима почувствовал, как студёные слёзы опускаются по его горячим щекам.
– Это всё солнце, – прошептал он и улыбнулся.
Глава четырнадцатая
Последние пять дней охоты прошли спокойно.
Каждый занимался своим делом. Как-то само, без обсуждений, решилось, что Дима больше не ходит на промысел. Наутро после того, как в засаде сидел Николай Николаевич, он просто остался в доме, и никто его об этом не спрашивал. Занялся хозяйством: подметал пол, мыл посуду, рубил дрова, топил печь, а к вечеру готовил ужин. Днём уходил в лес. Бродил по округе, искал звериные следы, прислушивался к редким крикам птиц. Ему было хорошо, он не чувствовал себя одиноким.
С дядей он с тех пор не перекинулся и словом. Николай Николаевич тогда вернулся раньше остальных. Принёс подстреленную белку. Артёмыч и Витя, увидев следы крови и перья ворона, решили, что их задумка удалась, что птицу удалось-таки обмануть и убить. Артёмыч только жалел, что дядя избавился от трупа:
– Нужно было пустить его на приманку. Пусть бы поработал для нас после поганой смерти.
Охотники, смеясь, хвалили Николая Николаевича. Говорили, что теперь у них будет байка на много лет:
– Пять дней засады, чучело, вся эта беготня, чтоб запутать ворона, – перечислял Артёмыч. – И ведь, получается, правда, что он нас считал! Тот ещё прохиндей.
Николай Николаевич не спорил. Молча свежевал белку, чистил ружьё, кормил Тамгу. Охотники объяснили его молчание недовольством из-за потерянного промыслового дня. К тому же Артёмыч с лайкой добыли сразу двух соболей; это едва ли обрадовало дядю.
Дима тоже молчал. Не мешал охотникам говорить о смерти ворона.
Вечером, когда все готовились ко сну, он подобрал одно из перьев. Решил сохранить его на память обо всём, что здесь случилось.
Утром, когда охотники вышли на промысел, Дима заглянул в схрон, срезал от мяса большой кусок и вывесил его в лесу – для ворона, чтобы извиниться перед ним за рану. Надеялся, что она была несерьёзной.
На следующий день он ушёл ещё дальше в тайгу, прокладывая собственную тропку. Чтобы не заблудиться, старался идти напрямик, не сворачивая, и вернулся по своей же лыжне.
На третий день Дима зашёл так далеко, что встретил соболиные наброды. Он вспомнил всё, чему научился от Артёмыча и Николая Николаевича. С улыбкой осматривал следы, проверял их свежесть, представлял, как и что делал зверёк на этом месте. Затаившись, слушал тихий лес.
Спустившись в пойменную долину, встретил деревья, украшенные ледяными юбками. Ничего подобного он прежде не видел. К первым заморозкам пойма была затоплена. Воду сковал крепкий лёд. Со временем её уровень упал. Ледяная корка растрескалась, осыпалась, но сохранилась рваным жабо на стволах осин. Сверху её покрыли снежные насыпи, и теперь на деревьях, в метре от земли, красовались белоснежные юбки, будто закреплённые кринолином ветвей – почти ровные конусы с бахромой ледяных оборок. Дима назвал эту пойму танцующей. Ещё долго не хотел оттуда уходить, гулял между осин, бережно прикасался к их необычному украшению.
Когда юноша вернулся в лес, его наполнила тёплая радость – на одной из елей он увидел знакомый силуэт. Округлые ушки, покатая спина. Это был соболь. Судя по следам, ведущим к дереву, – самец. Диме удалось отследить его до самого гнезда. Гнездо пряталось в дупле. Недолго думая высыпал в него горсть орехов, украденных у Вити. Дупло, расположенное совсем низко, могло быть необитаемым; возможно, соболь укрылся в нём лишь на время, но Дима был уверен, что его угощение не пропадёт даром.
В зимовье он возвращался с улыбкой. Думал о том, что хочет знать как можно больше о природе, но не для того, чтобы владеть ею. Власть – это всегда одиночество. Знать, чтобы понимать и самому становиться больше, окружая себя чудесным разнообразием жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
