«Лев, который охотится на антилопу, не обращает внимания на багровый закат солнца в саванне, — думал Матиас. — А я — наоборот. В этом разница между человеком и животным. Даже во время охоты я могу воспринимать красоту мира. Это фантастика, это и есть совершенство!»
Очевидно, юноша недавно стал заниматься этим ремеслом — он показался Матиасу свежим, не испорченным и непрофессиональным. Он не был требовательным и деловым, наоборот — нежным и покорным, словно встреча с клиентом была для него новым приключением. Матиас был опьянен его полной самоотдачей и его улыбкой.
Когда он привязывал его к дереву, юноша посмотрел ему в глаза, и Матиасу показалось, что он увидел в его взоре нечто похожее на любовь. А когда Матиас стал оборачивать ему шею шарфом, он прошептал:
— Ты мой принц.
«Нет, — подумал Матиас, — ты ошибаешься. Я не твой принц, я — твоя принцесса».
Так всегда называл его Деннис. Целых два года. Однако Деннис слишком много курил, слишком много пил, спал слишком долго и, вероятно, любил слишком сильно. Все, что он делал, он доводил до крайности. Он был словно свеча, которая горела с обеих сторон. Матиас наслаждался каждым днем с ним. Они вместе мчались в открытой спортивной машине по Тоскане, всходили на Гималаи и занимались дайвингом в Египте. Деннис организовывал все, и Матиасу не нужно было ни о чем заботиться.
— Давай я это сделаю, — всегда говорил он. — Такую принцессу, как ты, нужно носить на руках, и я счастлив, что мне позволено быть тем, кто тебя балует.
В объятиях Денниса Матиас забывал обо всем. Впервые он испытывал абсолютное чувство защищенности. И впервые в жизни полностью отдавал себя другому человеку. Он был счастлив. Было ощущение, что он парит в облаках. Деннис был его жизнью. Настоящим и будущим. И единственным человеком, которому Матиас сказал: «Я люблю тебя».
Это было больше чем обещание, это была клятва.
Страх потерять Денниса с каждым днем становился все сильнее.
И все же это случилось. Он потерял Денниса и вместе с ним — любовь всей своей жизни. Такого, как он, больше не было, хотя он не прекращал поиски…
В память о Деннисе он палочкой написал на песке «Принцесса».
Через несколько минут юноша закрыл глаза и улетел в мир фантазий и похоти, мечтая о принце, который все туже затягивал на его шее прохладный шелк.
Что происходит на самом деле, он понял лишь тогда, когда было уже слишком поздно.
Матиас проделал каждодневные утренние упражнения на растяжку и отправился в ванную. Возможно, немного увереннее в себе и с большей гордостью за себя, чем обычно.
На десять часов у него был назначен визит к парикмахеру. Матиас попросил выкрасить ему волосы в черный цвет, после чего почувствовал себя почти что итальянцем, и в половину двенадцатого уже был на автобане.
Италия всегда была его страстью. После женитьбы на Тильде Матиас закончил курсы итальянского языка, потому что у него было смутное предчувствие: если он где-то и сможет продвинуться, то только в этой стране. А в Германии очень много значило то, что человек хоть немного владеет итальянским языком.
Он и не заметил, как долго, погрузившись в свои мысли, смотрит на Крету. Подул свежий прохладный ветерок, и Матиас поехал дальше.
Уже через час он добрался до Сиены.
Обычно гостиницу найти было нелегко, но он бывал здесь так часто, что и во сне мог отыскать дорогу по запутанным, похожим друг на друга переулкам. За гостиницей находилась маленькая стоянка на пять мест, которая с улицы не была обозначена знаком и поэтому почти никому не известная.
Матиас въехал через арку в узкий, похожий на туннель проезд и облегченно вздохнул, увидев, что одно место еще свободно. Ему пришлось раз пять подавать машину взад-вперед, пока удалось поставить «порше» на место. Потом прямо со двора через запасной вход он прошел в гостиницу.
Молодая женщина за стойкой регистрации сразу же узнала его.
— Dottore! — радостно воскликнула она. — Benvenuto a Siena![9]
Матиас обожал, когда его называли «Dottore». Он никогда не говорил, что является ученым, но, очевидно, производил такое впечатление. Снисходительно улыбаясь, он приветствовал ее и вытащил свою ручку «Америго Веспуччи», которая тут же произвела фурор. Во всяком случае, служащая на секунду больше, чем нужно, задержала на ней взгляд.
— Я заказывал комнату. Фон Штайнфельд.
— Un attimo! — Она открыла календарь и кивнула. — Комната 215. Vabene. Come sempre[10].
Он всегда заказывал одну и ту же комнату, потому что из нее открывался красивый вид на собор. А еще в ней был эркер, который он считал просто трогательным. Он множество раз сидел там за маленьким столиком, распивая бутылку вина со своим спутником. У него были самые лучшие воспоминания об этой комнате. И в этой гостинице терпели, когда его посещали мужчины, — чего, собственно, и следовало ожидать от самой лучшей гостиницы в городе.
Все осталось неизменным, как будто он был здесь вчера. Он открыл окно, потому что воздух в комнате был слегка застоявшимся. Шум с улицы долетал и сюда, на третий этаж: крики детей, треск мопедов «веспа», далекие сигналы машин, а за одним из открытых окон играло радио.
В комнате было довольно сумрачно, поскольку лишь утренние лучи достигали эркера, поэтому он освежился в маленькой ванной, сменил рубашку, сунул в карман бумажник без документов, но с некоторым количеством евро, и вышел из гостиницы.
Он медленно бродил по узким переулкам. Везде были слышны обрывки немецкой речи, и это ему мешало. Он не хотел быть одним из туристов, не хотел, чтобы его отождествляли или путали с ними. Он был иным. Не обычным отпускником. Кем-то особенным. В этой стране он уже не был чужаком, он чувствовал себя наполовину итальянцем, здесь он был почти как дома.
Матиас устроился не на Пьяцца дель Кампо, которую воспринимал как сборный пункт для туристов и потому отвратительную площадь, а в траттории на укромной боковой улице и заказал красное сухое вино «Брунелло». Постепенно становилось понятно, как можно окончательно и бесповоротно отделиться и отличаться от этих примитивных отпускников в Тоскане, которые нахально шлялись вокруг, с их ужасными ногами в коротких брюках, носках и сандалиях. Ему нужно жилье в Италии! Его желанием это было уже давно, но сейчас он чувствовал, что время наступило. Что это просто стало необходимостью.
И понимание того, что сейчас, в данный момент, его мысли превращаются в реальный план, который если и не изменит его существования, то очень сильно повлияет на него, наполнило Матиаса гордостью.
Вокруг было немного людей, и он мог сосредоточиться на каждом из них в отдельности.
