— Кто такой Норман? — к облегчению Флоренс, спросила в свою очередь гостья.
— Кто такой Норман? — повторила она. — Мне кажется, будто вы сказали, что знаете его.
— Я не знаю никого по имени Норман, и если это ловкая попытка сбить меня с толку…
— Норман — отец моего ребенка! — яростно перебила ее Флоренс.
Теперь уже пришла очередь изумиться Маргарет, — если это была Маргарет, в чем уже начинали возникать серьезные сомнения.
— Это он вам так назвался? — прошептала она. — Употребил это имя?
Все это было выше понимания Флоренс. Опустившись в ближайшее кресло, она недоуменно тряхнула головой.
— Это его имя. Я знаю, что это его имя. Я хорошо знаю его самого… и его семью.
— Его семью?
Маргарет, казалось, просто испугалась, и Флоренс чуть было не сорвалась на крик.
— Да, — подтвердила она, — непонятно только, какое отношение ко всему этому имеете вы.
— Я его жена! — воскликнула женщина. — И зовут его не Норман, а Гордон. Гордон Рэмфорд!
Флоренс была рада тому, что сидит.
— Вы что, с ума сошли? Так зовут моего отца.
— Вашего отца! — Маргарет тоже рухнула в кресло. — Вы лжете!
— Извините, — развела руками Флоренс, — я понимаю, каким ударом это может быть для вас. Мне не хотелось, чтобы вы об этом узнали, но у меня не оставалось выбора.
Страшно побледнев, Маргарет вытащила из кармана платок и приложила его к губам, вызвав в Флоренс прилив невольной симпатии. Какой неожиданностью должно было оказаться для этой женщины известие о том, что у ее мужа есть дочь, которая старше их собственных детей.
— Может быть, чашку чаю? — предложила она, поднимаясь с кресла, но Маргарет только покачала головой.
— Кто вы такая? — наконец спросила она. — Вас ведь на самом деле зовут не Рэмфорд, не так ли?
Флоренс до боли закусила губу.
— Меня зовут именно так, я — Флоренс Рэмфорд.
Маргарет уронила руки на колени.
— Вы дочь Роджера? — спросила она еле слышно.
— Нет. — Лгать теперь уже не имело никакого смысла. — Я дочь Гордона. Роджер и его жена удочерили меня двадцать шесть лет тому назад.
— Я не имела об этом никакого понятия, — прошептала пораженная Маргарет.
— Я тоже, — с нескрываемой болью в голосе призналась Флоренс. — До тех пор, пока моя мать — моя приемная мать — не умерла и я не нашла ее переписки с отцом двадцатишестилетней давности. Очевидно, он и моя мать — и моя родная мать — встречались очень недолго. А когда, вскоре после моего рождения, она была убита, он организовал мое удочерение Роджером и Хелен Рэмфорд.
— Боже мой!
Маргарет была просто в ужасе от всего услышанного. Чувствуя, что должна хоть как-нибудь выступить в защиту своего отца, Флоренс сказала:
— Он… сообщил моим приемным родителям, что не знал о моем существовании до самой смерти матери. И, кроме того, написал, что вы не можете иметь детей, поэтому было бы жестоко… сообщать вам…
— Это… просто невероятно!
— Знаю. Позавчера я встретилась с вашей дочерью. — Флоренс поморщилась. — Впрочем, вы, разумеется, знаете об этом, миссис Рэмфорд, потому и пришли.
Видно было, что Маргарет все еще пытается разобраться во всем услышанном.
— Должна признаться, когда Барбара сообщила мне, что вы… — Теперь она явно выглядела смущенной. — Я тогда подумала… Но вас это не должно интересовать.
— Однако интересует. — Флоренс вновь заняла свое место. — Послушайте, я ведь рассказала вам о том, зачем приехала сюда. Расскажите, по крайней мере, зачем пришли вы? Вас… послал мой отец?
— Ваш отец? О Боже, не знаю, как вам это сказать, но… — она помедлила, — Гордон умер пять месяцев назад.
— Пять месяцев! — воскликнула Флоренс. Почти столько же, сколько она беременна. Она грустно улыбнулась. — Значит, я опоздала.
— Боюсь, что так, — теперь уже сочувственно подтвердила Маргарет.
— Хотя я его совсем не знала… — покачала головой Флоренс.
— Видите ли, я пришла сюда… — Маргарет на мгновение замолкла. — Если честно, то я пришла затем, чтобы избавиться от вас. А оказалось, что вы имеете гораздо больше прав на мою симпатию, чем любая из них.
— Любая из кого? — Флоренс нахмурилась.
— Любая из женщин Гордона, — бесстрастно пояснила Маргарет. — Не хочется вам этого говорить, дорогая, но ваша мать была далеко не единственной, кого соблазнил мой муж.
— И вы решили, что я…
— Вы должны простить меня, — покаялась Маргарет. — В последние годы мне пришлось очень тяжело. Казалось, что с возрастом… Но нет, в чем-в чем, а в этом Гордон никогда не менялся.
Флоренс посмотрела на нее в полном недоумении.
— Вы знали, что у него были другие женщины?
Маргарет только кивнула.
— Но… почему же вы тогда…
— Почему я не оставила его? — Маргарет пожала плечами. — Я его любила. А он всегда возвращался ко мне…
Флоренс нервно сглотнула комок в горле.
— А были ли… другие дети?
— Насколько мне известно, нет. — Маргарет уставилась куда-то в пространство. — Хотя, разумеется, за все эти годы было множество претензий. Поэтому-то я и подумала, что вы… — Помолчав, она сделала извиняющийся жест рукой. — Видите ли, Рэмфорды издавна были богатой семьей, поэтому всегда находились женщины, утверждающие, что Гордон соблазнил их и что дети, которых они носят… — Переполненная эмоциями Маргарет вновь замолчала. Потом, видимо собравшись с силами, продолжила: — Гордон неизменно отрицал это, а мне всегда хотелось верить в то, что он не лжет. Постоянную охоту за женщинами… еще можно было стерпеть. Но я твердо сказала ему, что, если узнаю о каких-нибудь детях от этих женщин, тогда…
— Но у вас ведь есть дети, — возразила Флоренс, чувствуя, что начинает жалеть эту женщину. Чем больше она узнавала о человеке, являвшемся ее отцом, тем меньше жалела о том, что никогда не знала его. Но Маргарет…
— Это дети приемные, — призналась Маргарет после некоторого молчания, и Флоренс почувствовала облегчение от того, что хотя бы кое-что в письмах ее отца было правдой.
— Барбара и Вилл близнецы, которых мы взяли, когда им было по шесть месяцев. — Она опять помолчала и, сохраняя достоинство, добавила: — Я от природы была не способна дать Гордону детей, которых, как мне кажется, он так желал…
После ухода Маргарет Флоренс долго сидела, раздумывая над тем, что сказала ей эта женщина. Теперь, когда уже не нужно было сохранять лицо, она не смогла сдержать слез, хотя и не была уверена в том, по кому именно плачет, — по отцу или по своим утраченным иллюзиям.
