— Говори, собачий сын, зачем в город ехал! Живо из тебя душу вытрясу, — закричал Семён ему прямо в ухо.
Голова мужичка моталась из стороны в сторону.
Нужно взять себя в руки, не ровен час действительно из него душу вытрясу.
— Все рассказывай как на духу, а то я тебя так поисповедаю!
Мужичонка, казалось, поверил, затрясся.
— Я не знаю! Они меня заставили! Велели в город провести! Награду обещали! — зачастил он.
Семён захвата не ослабил.
— А ты у нас невинное овча! Почто купца порешили?
Семён спросил наугад, а мужичку стало совсем плохо.
— Я не хотел, думал, отпустим купчину, а эти, — он показал на связанных, — его в спину ножом пырнули. Этот, с бесстыжими глазами, смеялся еще, говорит ему: «Че орешь, словно мамка-роженица!»
Этому Семён поверил. Слишком живописная картинка. Такое на ходу не придумаешь.
Все время его не оставляло ощущение, что мужичка этого он раньше видел.
Тот состроил жалостливую мину, словно вот-вот заплачет.
— Не губи, пожалей малых детушек.
Семён содрогнулся от отвращения и вспомнил.
Этот мужик прибился к его шайке несколько лет назад, но надолго не задержался. Не по нутру ему были неписаные законы и правила, которыми подчинялись все без исключения люди Семёна. Точно так же он канючил однажды, когда попался разъезду. Те поверили и отпустили. Но Семён был не таков.
— Цап! Ты ли это? А я думал, тебя давно за татьбу порешили.
Мужичонка вздрогнул. На секунду он позволил захлестнувшему его страху отступить и всмотрелся в лицо своего мучителя.
— Семён, — ахнул он, — не может быть… Как?
— Да вот так, — Семён тряхнул его, чтобы не расслаблялся, — быстро рассказывай, зачем вы здесь, а то прямо здесь кончу, ты меня знаешь.
Семён покривил душой. Цап никогда не видел, чтобы Семён кого-то убивал просто так, не в стычке, но у новоявленного десятника была довольно грозная слава. Вольные людишки его боялись и уважали.
— Быстро! — процедил Семён сквозь зубы.
— Не знаю я ничего, их пытай, — Цап дрожащей рукой показал на остальных.
— Маме своей будешь небылицы рассказывать! Я тебя, яблоко ты червивое, вдоль и поперек знаю.
В глазах мужичонки горело отчаяние.
Семён подбодрил его хорошим тычком. Тот упал на колени и начал обнимать десятниковы ноги.
— Правда, я ни в чем не виноват, эти, — он снова показал рукой, — в сторожку приехали, сказали, что в город дозарезу нужно, купцами вырядиться надоть. Взяли мы купца с охраной, эти переоделись и поехали сюда.
— А что это за люди?
— Не знаю, не наши вроде, не разбойники.
— Без тебя вижу, сморчок, — удовлетворенно сказал Семён, ему было приятно, что перед князем он не осрамился.
— Что им в городе нужно?
— Смотреть хотели. Что князь здесь строит, сколько дружины держит. Все выспрашивали про ворота, когда, дескать, открыты, и здесь ли сейчас князь.
Семён насторожился.
— А ты что сказал?
— Известно что. Здесь он, только что вернулся. С утра пораньше на охоту поехал.
Сердце Семёна упало.
— Что, и про охоту спрашивали? И ты сказал! — он оторвал мужика от колен и снова сжал, — откуда сам знаешь!
— Да мне один отрок поведал, что в княжеских хоромах прислуживает. Я вчера в городе был, на базар ходил побрякушки торговать, что у купца забрали, так его встретил, он и сказал, что князь только приехал и на охоту собрался, не отдохнул толком даже.
Семён застыл в замешательстве.
— Спаси, Семушка, не губи душу невинную, — снова заканючил Цап, — ты же из наших, пожалей братца-разбойничка.
— Был из ваших, да стал человеком княжеским! — разозлился Семён. — Говори лучше, сколько их было, все ли здесь.
Цап счел за благо ответить.
— Шестеро их было, один вчера не вернулся. Вечером куда-то уехали четверо, а вернулись только трое.
Так и есть. Князю угрожает опасность.
Семён оттолкнул от себя мужичонку.
— Свяжите его и вместе с этими ведите в узилище. Нужно всех хорошенько расспросить, — сказал он дружинникам.
Сам Семён кинулся искать своего сотника. Нужно было срочно рассказать все Михаилу. Положение могло оказаться очень серьезным. Уже на бегу до Семёна донеслись завывания Цапа.
— Ой, горюшко мне, горюшко, смерть пришла неминучая, не видать мне малых детушек! Послушать бы мне хороших людей, на разбой не ходить… Вот вчера мне мертвый явился из могилы, предупреждал, видать, о моей горькой долюшке!
Семён хоть спешил и был встревожен, но все равно непроизвольно улыбнулся.
Оставив плененных на попечение воеводы Микулы, Михаил с Семёном с его ведома и согласия выступили навстречу князю.
Дорога казалась бесконечной из-за напряжения, которое охватило всех.
Ехали молча.
— Что-то тревожно мне, — вдруг произнес Михаил, чем немало озадачил Семёна. Выражать вслух свои переживания — это было не похоже на сотника.
Семён мудро промолчал в ответ. А сотник продолжил:
— Отца ведь его, князя Романа, убили, когда он возвращался с войны домой. Какой ум был, какая сила! Чуть было не стал Великим князем Киевским, и тут на тебе! Подстерегли в засаде.
Михаил горестно покачал головой и снова произнес:
— Что-то на душе тяжело.
— Я вижу, что в дружине любят князя, — решился вставить Семён.
— Любят. Потому как справедлив, храбр и любит нашего брата — простого воина. Только мы ему всегда верны были, на нас надеялся да на нескольких бояр, что еще его отцу служили.
— А почему он меня на службу взял? — задал Семён давно мучивший его вопрос.
Михаил призадумался.
— Понимаешь, — ответил он, — у князя особый дар на людей, смотрит — словно насквозь видит.
Это точно. Значит, не у одного меня от княжеского взгляда нутро сжимается и мурашки взад-вперед по спине бегают.
— Значит, что-то он в тебе увидел, — продолжил Михаил, — что-то правильное и прямое. Сам никогда не любил кривых путей и людей таких же подбирает.
— Расскажи мне что-нибудь о князе, — попросил Семён, пользуясь внезапной разговорчивостью сотника.
— Рассказать… хорошо, расскажу. Чтобы ты понял, насколько князь ценит прямоту.
Было это давно. Сам свидетелем не был, да рассказывали дружинники, которые на Луцк с ним ходили.
Князь Мстислав Немой по смерти оставил Даниилу города свои: Пересопицу, Луцк и Чер-торижск. Только вот какая незадача: занял Луцк племянник Мстиславов — Ярослав. Пришлось Даниилу идти воевать. Долго шли иль коротко, встретили богомольцев. Смотрит князь: ба! да это ж сам Ярослав Луцкий. Без воев и без оружия. Не ждал такого оборота. Тут бы князю, воспользовавшись таким делом, и разрешить спор. Так нет. Говорит он Ярославу: «Пленю тебя не здесь, а в столице». И отпустил его на все четыре стороны. Ярослав, конечно, в Луцк приехал и стал оборону налаживать, да только все равно осады они не выдержали, запросили мира. Даниил, чтобы Ярослав не затаил обиды, дал ему Перемиль с Межибожьем, а ведь мог вовсе прогнать куда глаза глядят. К слову сказать, Черторижск тоже воевать пришлось, но это отдельная история. Так что любит князь, чтобы все по справедливости было.
