Что же до «гиппогрифа», то людям на его борту эта отвлеченная абстракция была дана во всех ощущениях. Они даже могли видеть ее – сплошную серую пелену на экранах, хотя если вдуматься, то становилось ясным, что экраны попросту ослепли: им нечего было демонстрировать.
И пребывать в этом сером и недвижном небытии предстояло чуть более двух суток.
Интерлюдия
Земля
– Знаешь, Кратов, – лениво сказал Резник. – Не верю я в вашу затею.
– Это в какую же из моих затей? – выжидательно осведомился тот.
– Я имел в виду Единый Разум Галактики.
Кратов хмыкнул и ничего не ответил.
За последние дни он досыта наслушался таких или похожих речей. По правде говоря, дискуссии беспредельно утомили его. Все начиналось примерно одинаково. Астахов как бы между прочим замечал: «Орлы, а среди нас живой ксенолог…» После чего уходил играть в овербол либо же хватал под мышку первую подвернувшуюся девушку и со страшным рыком волок в воду. Зато все остальные, выдержав сколько доставало сил деликатную паузу, обрушивались на Кратова. Оканчивалось, впрочем, по-разному. Как правило, спорящие стороны расходились взаимно неудовлетворенные и сердито дулись друг на дружку, пока не возвращался Астахов и не мирил всех. Реже устанавливалось полное единодушие – обычно в тех случаях, когда Кратову доставало аргументов и терпения. По вечерам, возвращаясь в Садовый Пояс, он с досадой выговаривал Астахову: «Знаешь, в каком гробу я видал такой отдых?..» Бия себя в перси, тот клялся никогда впредь, ни под каким предлогом не афишировать кратовской профессии. И при первом же удобном случае свою клятву преступал.
На сей раз компания подобралась небольшая и довольно пестрая.
Павел Резник, толстый и волосатый, разительно напоминающий повадками и внешностью доброго медведя из детской сказки, на реплику Астахова: «Соколики, а среди нас…» заявил: «Зато я медик, и очень хороший!» И, не произнеся более ни слова, уплыл с Астаховым на тот берег озера.
Бронзовокожий гигант и красавец Геша Ковалев оказался инструктором по атлетизму, о чем оповестил присутствующих с не меньшим достоинством. Знакомство с Кратовым он начал с того, что попросил его напрячь бицепс. «Рыхлота», – сказал Геша, потыкав пальцем в кратовские мускулы, и довольно захохотал. Он вообще много и не всегда к месту смеялся. Зато тело у него было замечательное. Должно быть, не раз он брал призы на конкурсах мужской красоты, когда там не требовалась демонстрация интеллекта.
При Геше состояла девушка, очевидно – только-только вошедшая в спелость, тоже примечательно яркая. Глянцево-белая кожа, короткие волосы цвета червонного золота, ультрамариновые очи, фигура мальчишки-подростка, увлеченного плаванием: плечи шире бедер и длинные, сразу от подмышек, ноги… «Марсель», – назвалась она и сделала книксен. Геша обращался к ней как бог на душу положит: то «Машка», то «Марси», а иногда, похоже, и вовсе забывал ее имя. Марси не обижалась. Она скинула все, что на ней было, сорвала зеленый листик и прилепила на острый аккуратный носик, после чего улеглась на кратовской ковбойке и молча уставилась на того беззастенчивыми серьезными глазищами. «На мне что-то написано?» – осторожно спросил Кратов, чувствуя, что где-то глубоко под навеки непробиваемым галактическим загаром безудержно краснеет. Девица прыснула, а Геша снова захохотал во всю глотку и предложил побороться.
Но тут вернулись мокрые Астахов с Резником и плюхнулись на песок, надсадно дыша. Пока Геша, заливаясь смехом, излагал какой-то незатейливый анекдот, Кратов слушал, а Марси на него таращилась, братцы-медики пропыхтелись, слегка обсохли, и тут-то Резник не утерпел…
– А хочешь знать, почему не верю? – спросил он, так и не дождавшись кратовской реакции на свое заявление.
«Разумеется, не хочу!» – обреченно подумал Кратов.
– Хочу, – сказал он.
– Скучно это, вот почему.
– Скучно? – Кратов пожал плечами. – Ну что ж… Не ново. Я уже встречал такую позицию.
– Когда же? – ревниво осведомился Астахов, до этого момента развлекавшийся фокусами с камешками. – При мне говорили что угодно, только не такое. И что-де человек не дорос, и что-де мы пойдем другим путем, сиречь своим особенным, но про скуку впервые. Мы с Пашкой, может, всю ночь…
– Есть такая планета Амрита, – пояснил Кратов. – Однажды я имел там теоретический диспут с настоящим йогином.
– Я бывал на Амрите, – сообщил Геша. – Вот где тоска! И кто же выиграл?
– Ничья. Йогин был настоящий и убеждениям не поддавался. А мне уступать нельзя было. И в конечном итоге прав оказался все же я.
– Это тебе сам йогин сказал? – поинтересовался Астахов.
– Нет. События нас рассудили по справедливости… как мне кажется.
– Так какую же цель преследует формирование пресловутого Единого Разума Галактики? – вопросил Резник, будто обращаясь к обширной аудитории. – Обретение реального всемогущества в масштабах вселенной, не так ли?
– Ну, не только, – сказал Кратов. – Хотя и в том числе.
– И вы всерьез надеетесь его обрести?
– То, что мы сейчас, с нашей довольно невысокой колокольни почитаем за всемогущество, мы несомненно обретем. Вместе с вами, естественно. И, несомненно, нам снова не будет его доставать.
– Хорошо бы… Следует ли понимать так, что перед тектонами, да и перед тобой лично, стоит вполне конкретная задача и все вы в той или иной степени представляете пути к ее решению?
– С моей стороны это было бы самонадеянно, – усмехнулся Кратов.
– А кто такие тектоны? – спросил Геша.
Марси обняла его за могучую шею и что-то зашептала на ухо. Гешино лицо понемногу просветлело.
– Но все течет, все изменяется, – продолжал Резник. – Вот минула какая-то тысяча лет, и нынешние тектоны умирают – не живут же они вечно! – или просто удаляются на покой. На их место приходят, скажем, младотектоны, с иным пониманием задачи, которое на поверку может оказаться полным отсутствием такого понимания. И всемогущество объявляется достигнутым, а пангалактическая культура – построенной… Нет, это слишком банально! Пускай старотектоны здравствуют и благополучно добьются исполнения всех своих планов. Справедливости ради все же замечу, что тысячи лет должно хватить на полную биологическую конвергенцию и даже интеграцию…
– Да бог с тобой, – сказал Кратов.
– Тут и миллиона лет маловато, – поддержал его Астахов, самозабвенно жонглируя камушками.
– Коллега ксенолог может недооценивать последние достижения прикладной генетики и управляемого антропогенеза, – строго произнес Резник. – А тебе, Степан, стыдно!
– Что такое антропогенез? – спросил Геша. – Машка, объясняй.
– Все я правильно оцениваю, – сказал Кратов. – А особенно социальную психологию человечества как метаэтноса.
– Конечно! – воскликнул Геша. – Ни я, ни дети мои не согласятся на то, чтобы какие-то там тектоны поставили жирный черный крест на античных канонах.
