Два священника прохаживались, куря сигареты, взад и вперед перед больницей, огромным, погруженным в темноту зданием в форме куба. На скамейке перед приемной по оказанию неотложной помощи сидела в ожидании беременная женщина в атласном халате, который, по-видимому, уже не сходился у нее на животе. Она раскинула руки влево и вправо по спинке скамейки, а щуплый мужчина рядом с ней вкладывал ей в рот через равные промежутки времени картофельные чипсы из пакетика от «Макдоналдса». Она жевала с закрытыми глазами, тихо постанывая, а когда он собрался вытереть следы майонеза с ее подбородка, схватила его палец зубами и облизала его.
Трава на дамбе была густой и сухой, она доставала до нижних веток берез с тонкими желто-бурыми стволами. Остатки прошлогодней коры свисали, как лохмотья свадебной фаты.
Мусорные бачки были переполнены, посреди дороги стояла тележка из супермаркета, полная пустых бутылок и смятых жестяных банок из-под фанты и пива; на берегу лежали люди, разговаривали вполголоса, где-то торчало поднятое колено, а где-то слышалось звяканье женских браслетов, доносился легкий запах марихуаны.
— Туда, — сказала Люцилла и показала на молоденькую, растушую у самой воды акацию, на ветвях которой висел ее рюкзак и старые бундесверовские башмаки. — С этим деревом я дружу.
Маленькая собачонка убежала вперед; вытянув шею и подогнув лапу, она заняла выжидательную позицию, почуяв лебедей, спавших под шатром из ветвей плакучей ивы. Их тихое шипенье раздалось как угроза в ночи, казалось, с тишины сдирают кожу, и тогда женщина обернулась.
— Бинго? Иди сюда! Ну давай, быстро…
Но песик не послушался, зарычал, и только когда она тряхнула дерево и зашуршал пластиковый пакет, оглянулся и пулей кинулся к ней, подпрыгнул кверху и на лету схватил маленькую сосиску, которую она ему кинула.
— Хочешь есть?
Де Лоо отрицательно покачал головой, опустился на траву и прислонился к дереву, к шершавой коре. Акация практически уже отцвела, но от нее еще исходил сладковатый, немного дурманящий запах, и он посмотрел на небо над каналом. И хотя не было ни облачка, звезд тоже не было, а месяц светил где-то у него за спиной, вероятно, из-за больницы, окна которой стояли открытыми. Слышно было, как попискивают аппараты, один раз раздался жалобный стон, долгий такой протяжный звук. Может, там кто знал, что это его последнее лето, и Де Лоо закрыл на мгновение глаза и осторожно пошевелил рукой, раны начали подсыхать, в каждом кончике пальца пульсировала кровь.
— Спасибо тебе за пакет.
Теплое дуновение коснулось его лба. Летучие мыши проносились по воздуху с такой скоростью, словно это были и не мыши, а только мысли о них. В многоэтажных домах со ступенчатыми фронтонами, стоявших на другом берегу канала, света в окнах еще не было, не считая светящихся телевизионных экранов. Судя по быстрой смене кадров и синхронному изменению картинки, все смотрели одну и ту же программу. Женщина стояла у воды и грызла яблоко. Она стояла босиком, пальцы выступали за край гранита над скосом дамбы, и она догадывалась, что он смотрит на нее. Не оборачиваясь, она надела платье, подол сзади слегка оттопыривался.
— Откуда вы знали, что у меня тридцать восьмой размер?
Светлый голос, почти никакого акцента. Остаток яблока полетел в канал, и тут же по воде заскользил один из лебедей, выплывая из-под ветвей, и схватил клювом огрызок Де Лоо пожал плечами.
— В моем возрасте достаточно лишь взглянуть разок.
Она села рядом с ним, скрестила ноги, легкая ткань скользнула промеж колен; когда он повернул голову, в шершавой коре осталось несколько его волос. Люцилла вытащила из рюкзака пачку табака.
— Джинсы и пуловер тоже в самый раз, — сказала она. — А про сандалии и говорить нечего.
Она не была писаной красавицей, во всяком случае, на первый взгляд или в расхожем, житейском смысле. Ее лицо было слегка круглым или казалось таким, крепкие широкие скулы, на носу, у самой переносицы, шрам, словно след от перелома, что выглядело даже пикантно. Пухлый рот, верхняя губа вздернута, открытый приятный лоб, а в глазах мягкий свет и интеллигентность.
Она вытащила из пачки самокрутку. Ее курчавые, доходившие до плеч волосы, видимо, не слушались ни расчески, ни щетки для волос и подчинялись только ее пятерне. Она щелкнула зажигалкой, затянулась, вбирая пламя в цигарку, и тут же с силой вытолкнула его, резко выдохнув. В мочках ушей сверкнули крошечные золотые блестки. Она откинула голову, выпустила дым.
— Только бюстгальтер немного великоват. У меня размер семьдесят пять А, а не В.
— Ах, вот как!
— Но это неважно. Я все равно их редко ношу. А если надену, то будет где заначку от налогов припрятать…
— Будет — что?
— Забудь. Глупая польская шутка, я даже объяснить не могу. А чьи это вещи?
Он промолчал. Месяц поднялся выше, мимо проплыла серая полицейская лодка, а она опять затянулась самодельной сигареткой, уставилась перед собой и выдохнула дым открытым ртом. Наконец она кивнула и улеглась на траву, зажав платье между колен.
Послышались ленивые звуки гитары, кто-то играл как во сне. Нежные далекие звуки; по воде плыли стоймя пивные бокалы, легонько касаясь друг друга, словно кто воткнул их туда. Ей, видимо, мешал свет, она прикрыла глаза рукой, и он почувствовал запах ее подмышек — терпко-сладковатый, соленый и полный страха.
Лебедь, съев остатки яблока, расправил крылья, захлопал ими по воде, попробовал взлететь, оставляя впечатление, что лишь пробежал часть расстояния по глади канала. Когда он попадал в полосу света от берегового фонаря, на лапках ярко вспыхивали красные перепонки. Он вытянул шею, раскрыл клюв, отчаянно захлопал крыльями, произведшими странный механический шум, словно они крепились к телу шарнирами. Но взлететь ему так и не удалось, миновав два-три дома, он оставил свои попытки. С шумом ворвавшись в тень под мостом, он вспугнул там несколько уток.
С плавучего ресторана, где шла попойка, послышалось пение подвыпивших людей, пронзительные звуки, словно царапали по железу. Что-то с треском сломалось. Но Люцилла только улыбалась, словно ее занимала какая-то счастливая мысль, она сняла руку с лица и посмотрела на него. Безупречные зубы. Девственной белизны, как снег.
— У тебя есть ванна?
Он ничего не сказал, только кивнул, и она выпрямилась, заправила несколько прядей за уши. Она потрепала по загривку собаку, лежавшую рядом с ней, и та сразу перевернулась на спину, клацнула зубами, пытаясь схватить ее за руку, а она, не поднимая головы, сказала:
— Ну, тогда пошли, что ли?
Напротив, между стволами платанов, раздались сигналы велосипедных звонков, и свет передних фар, а затем задних красных пересек неровную из-за корней дорожку — линия прыгающих огоньков прочертила воду канала. Де Лоо встал, вскинул на плечо ее рюкзак, а она повесила на шею тяжелые зашнурованные гриндерсы.
