Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
«Ну что ты будешь делать!» – рассердилась Наташа.
Доктор, если начинал спорить, делал это толково и назидательно. И разъяснения его, как правило, занимали немало времени.
Глава десятая
Софьины откровения. Что первично? Антон Иванович воет. Беседка. Страшное окончание«Подожду, но после доктора я графа уже никому не отдам!» – решила Наташа, развернулась и пошла прочь от дома. Ей хотелось побыть одной, немножко подумать. Теперь стало понятно, о какой такой карточной игре рассказывала Софья Ольге. Только Зюм все с ног на голову поставила. Получается ведь – никто, кроме графа и Андрея Васильевича, не знал, что Орлов взял на себя обязательство заплатить за Никиту его долг. Поэтому эта история со стороны, для незнающих о соглашении, выглядит действительно нехорошо. Карточный шулер и граф обобрали в карты бедного юношу, после чего тот застрелился…
«Но что же это за женщина, из-за которой стреляются… – думала Наташа. – Ведь бедный Никита действительно ее любил?»
И как-то тревожно ей стало… Софья зачем-то вызвала этого своего родственника – шулера, да еще на ее именины привела. Тот, не стесняясь Наташи, намекает графу на долг, как будто нельзя было наедине эти дела решить. Давеча Зюм притянула Ольгу в какие-то будущие свидетели, свидетели чего? Может, чего-то такого, что будет являться местью графу? За то, что он не поддался, как Ольга говорила, чарам Софи? Позор или еще что-нибудь. Причем на глазах у многих людей… Но что, что это может быть? Прилюдно рассказать о той карточной игре? Так это она себя в каком свете выставит, ведь графу достаточно сказать, что она виновница, хотя кто скандалить в гостях-то будет? Что же может совершить эта женщина?
«Отвергнутая женщина! – пискнул в голове саркастический голосок. – В принципе, все что угодно. Софи у нас девушка страстная, порывистая, отчаянная…»
Думая так, Наташа догуляла до беседки и на пороге ее резко остановилась. Там, кинув на скамейку шаль, сидел предмет ее раздумий – г-жа Зюм собственной персоной! Первым Наташиным порывом было развернуться и уйти: совсем не хотелось оставаться с этой неприятной женщиной наедине. Но, с другой стороны, когда еще удастся вот так вдвоем побеседовать… Решившись, она подошла к Софье Павловне, которая сидела и терла душистым платочком пальцы. Та подняла глаза и с недоумением и брезгливостью смотрела на приближавшуюся Наташу.
«А не сходить ли нам ва-банк?» – пискнул саркастический голосок.
Уж больно надоели все эти тайны! И Наташа решилась: тихо и отчетливо она произнесла:
– Вам лучше отказаться от того, что вы задумали!
Софья вздрогнула и уронила пахучий платок.
«А платочек-то мятными лепешками пахнет!» – пискнул голосок. И Наталья мгновенно вспомнила как недавно, выходя в прихожую, заметила Софью, которая как будто что-то искала в вещах гостей. Наталья тогда подумала, что та ищет что-то свое. В прихожей чувствовался тот же легкий мятный запах… И этот же запах в доме… В доме Феофаны Ивановны! Та любит пожевать мятные подушечки, говорит, сердцу полезны! Что же это, выходит, Софья в вещах Феофаны Ивановны рылась? Голосок радостно пискнул: «Да!» – и тут уже Наташа, будучи абсолютно уверена в какой-то Софьиной подлости, заговорила тихо и четко:
– Я знаю правду про карточную игру, я знаю правду о ваших с графом отношениях, я знаю, что вы решились ему мстить, что вы хотите сделать это сегодня, в моем доме. Что бы вы ни задумали, я знаю, что вы ворошили вещи Феофаны Ивановны, а теперь вот оттирали пальцы от мятных пастилок, которые, как известно, вы не потребляете ни в каком виде. А вот Феофана Ивановна даже очень любит. И… И, Софья Павловна, вам лучше отказаться от того, что вы задумали…
Все внутри Наташи во время этой речи дрожало и боялось, но внешне ее потемневшие сверкающие глаза и сжатые кулачки выдавали твердую решимость. Зюм как-то резко дернулась и уставилась на Наташу с совершенно перепуганным лицом.
«Попала! – внутренне заликовала Наташа. – В яблочко!»
Софья Павловна отшвырнула платок, поправила воротничок, закашлялась, потом невесело рассмеялась и вдруг начала рыдать.
Горько и безутешно. Наташа даже испугалась, никак не ожидая такой реакции от обычно сдержанной и холодной Софи. А та что-то всхлипывала о неразделенной любви, о непонимании, о загубленных годах. Наташа, не зная, как остановить эту истерику, не нашла ничего лучшего, как робко дотронуться до плеча рыдающей женщины со словами:
– Ну-ну, полно, ну не все же так плохо. Вот вы плачете, и хорошо, и поплачьте, легче станет…
Софья с отвращением сбросила Наташину руку и, уже не рыдая, а стиснув зубы, лихорадочно прошипела ей в лицо:
– Да что вы знаете о жизни, что вы-то здесь пришли меня попрекать, я всю свою жизнь его ждала и что же, что? От меня отворачиваются, отшвыривают, а я же не сделала ничего плохого, я ведь уже не та, не та! – закричала Софья и, вдруг как-то обмякнув, уже сама уткнулась Наташе в плечо и заплакала, но уже тише, тише…
Наконец, поток слез иссяк. Наташа, сама уже дрожавшая и напуганная, помогла Софье сесть прямее и молча подала ей свой платок. Зюм угрюмо вытерла слезы и кончиками пальцев потрогала свое подурневшее и распухшее лицо. Несколько минут посидели молча… Затем Софья, прищурившись, посмотрела на Наташу. Как бы оценивая.
– Да, хороша… – протянула она. – Что в вещах рылась, да не рылась я там – письмо просто Феофане положила. Коробку вот задела с этими лепешками, – и она опять с ожесточением принялась тереть пальцы уже Наташиным платочком.
– Фу, – покривилась Софья, – никак не оттирается. – Да чего вы на меня так смотрите! Правду я там описала. Про поездки графа по Европам, про брошенных женщин, про скандальные карточные партии. Феофану хотела предупредить, чтобы не давала она графу за вами волочиться – не партия он вам.
Софья усмехнулась и опять, чуть сощуривши блестевшие глаза, посмотрела на девушку.
– Ну сами подумайте, какая любовь может быть у него к вам? Так, новизна впечатлений. Если наш граф до сих пор во всей России и Европе не сыскал себе пару, глупо было бы предполагать, что найдет ее здесь. А ваше бедное сердечко не выдержит, тосковать будете, плакать. Ну это коротко, что в письме было. Думаю, тетушка бы немедленно графа на ковер вызвала, отчитаться заставила. Я бы еще к ней съездила, порассказала кой-чего. Ведь что Феофана знает об Орлове? Да ничего почти! Всегда где-то пропадал, а потом вдруг на отдых колена приклонить приехал. В общем, может, и расстроилось бы что у вас! – Софья вздохнула, потом устало махнула рукой. – Да большой беды бы не было. Так, скандалишко. Я поначалу вообще ведь извести хотела и его, и тебя. Поверь, труда бы мне это особого не составило. А потом, вот так мелко только…
Боже мой! – воскликнула она, опять этим вскриком напугав Наташу. – Как же это все глупо! – Слезы снова показались на ее глазах. Чтобы не расплакаться, Софи с силой прикусила нижнюю губу. Наташа мимоходом отметила, что теперь понимает, отчего такое количество мужчин теряет от вдовы голову. Безусловно, необычайной красотой обладала Зюм. Вся в постоянном страстном, почти надрывном движении. Тело, ни на минуту не остававшееся покойным, – то взмах рукой, то наклон волнительного выреза к собеседнику, то нога на ногу – так, что оборка платья вспархивала, открывая более чем допустимое зрелище Софьиных ног. Щеки вспыхивали в такт повышенного голоса и мгновенно бледнели, когда вдова срывалась на страстный шепот. Густые волосы всегда как бы растрепаны, и взгляд… Так стремительно менялось выражение Софьиных глаз, что такой калейдоскоп пронзительности, грусти, отчаяния, вопроса, веселья собеседника прямо-таки гипнотизировал.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
