Увы, нам, скорее всего, не удастся возместить убытки, понесенные на Балканах. Эти активы надо списать в расход. Да, мой старый и верный товарищ, потери множатся: дома, земли, владения становятся прахом. Но это все вздор в сравнении с утратой друзей и близких. Вот настоящая, непреходящая и неисцелимая боль.
Благодарю тебя, будь осмотрителен и осторожен.
(печать в виде солнечного затмения)».
ПОПУТЧИК
Джиллиан подфартило. Весь салон экономического класса был уже заполнен, и поэтому ей (она даже прыснула, спускаясь по узенькой лестничке) предложили лететь первым классом. Ей — в ее джинсах и сетчатой старой футболке! Она нашла свое место (возле окна!), запихнула сумку с камерой под сиденье, стиснув ее чуть ли не до размеров дамского ридикюля, потом с удовольствием опустилась в широкое мягкое кресло. Как это здорово! — мелькнуло в мозгу. Пребывая в приятном волнении, Джиллиан не торопясь застегнула ремень, затем вытащила из сумки несколько дешевых книжонок в мягких обложках.
Только она погрузилась в чтение, как чей-то голос над ней произнес:
— Извините.
Отметив пальцем строку, Джиллиан подняла голову и невольно сморгнула. Рядом с ней стоял невысокий брюнет, худощавый и темноглазый, облик которого был странным образом схож с персонажами живописи раннего средневековья. Одет он был просто, но в простоте этой проглядывал высший шик, что подтверждали и черный костюм тонкой шерсти с шелковистым отливом, аккуратно подогнанный по фигуре, и шелковая рубашка, сияющая немыслимой белизной, и черный галстук, зашпиленный булавкой с рубином. Джиллиан показалось забавным, что при таком умении одеваться незнакомец считает возможным носить слегка контрастирующие со своим нарядом ботинки — на очень толстой подошве и с довольно большим каблуком.
— Извините, — повторил мужчина, вежливо поклонившись, — но, похоже, вы заняли мое место.
У Джиллиан просто сердце упало. Этого никак, ну никак не должно было случиться. Ведь ей в кои веки так крупно повезло. Она поискала в карманах.
— Мне дали этот талон.
Стюардесса, заметив ее смущение, подошла к ним.
— Доброе утро. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Незнакомец чуть иронически улыбнулся.
— Маленькое недоразумение. Ваш превосходный компьютер решил усадить нас на колени друг к другу, не заботясь о том, хотим мы этого или нет.
Стюардесса взяла посадочные талоны и, нахмурившись, принялась рассматривать их.
— Одну минутку. Я уверена, что все можно исправить. — Она повернулась и пошла к служебному отделению.
— Простите, — сказала Джиллиан виновато.
— Ну что вы, что вы. Тут нет никакой вашей вины. Машинам тоже свойственно ошибаться, а в салоне свободно. Уверен, нашу проблему легко разрешат. — Взгляд нового пассажира по-прежнему был спокоен. — Я не хотел вас потревожить.
Джиллиан царственно взмахнула рукой, показывая, что ничуть не встревожена, и едва не выронила книжонку. Она покраснела и, почувствовав это, смутилась еще сильней. Боже, ну что за глупость — краснеть, когда тебе двадцать два! Быстро глянув вверх сквозь решетку ресниц, она поняла, что ее смущение позабавило незнакомца. Ей захотелось сказать что-либо убийственно-остроумное по поводу сложившейся ситуации, но фраза не задавалась, и остатки здравого смысла, гибнущие в пучине полнейшего замешательства, призвали ее к спасительному молчанию.
Через минуту стюардесса вернулась.
— Извините, сэр, — сказала она. — Очевидно, произошла ошибка в наборе. Вам предлагается место «В», у прохода. Но если вас это почему-то не устраивает…
— Ну что вы, все в порядке. — Мужчина взял у красотки посадочные талоны и отдал один из них Джиллиан. — Благодарю, что позаботились обо мне, и весьма ценю вашу любезность. — Он вновь блеснул улыбкой и, наклоняясь, чтобы положить тонкий кожаный чемодан под сиденье, доверительно сообщил: — Я даже в некотором роде признателен, что спорное место осталось за вами.
— Да? — удивилась Джиллиан. — Разве вам не хотелось бы устроиться у окна?
— Знаете ли, в полетах мне не очень комфортно. Слишком велико расстояние до земли.
Джиллиан снова открыла было книгу, но вдруг сказала:
— А мне летать нравится.
— Ну-ну. — Мужчина рассеянно усмехнулся. — И часто ли вам доводится путешествовать таким способом?
— Нет, не очень, — призналась она. — Я несколько раз летала в Денвер, к отцу, и один раз во Флориду. Европа — самое дальнее из моих путешествий.
— Вы провели лето в Италии? И что же? Приятны ли впечатления? — Кажется, ему нравилось чуть поддразнивать свою молоденькую соседку.
— Приятны. Италия хороша, но и кроме нее я много где побывала. Милан просто чудесное место для начала и завершения путешествий. — Джиллиан загнула уголок страницы и отложила на время книгу. — Меня поразила Флоренция. Вы там, наверное, бывали.
— Бывал, правда, давненько. Когда были живы друзья. — Попутчик щелкнул пряжкой ремня. — Что вы еще повидали? Париж? Вену? Рим?
— Париж и Рим — нет. Но я побывала в Вене. И в Праге, и в Будапеште, и в Белграде, и в Бухаресте, и в Софии, а также в Сараево, Загребе, Триесте и на закуску — в Венеции. — Она с удовольствием перечисляла названия этих замечательных городов. — Чудесное лето, и у меня такое впервые!
Брови попутчика приподнялись.
— Не совсем обычный маршрут для студентки. Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия… Это вроде бы не те страны, какими обычно интересуется американская молодежь.
Женский голос по громкой связи предупредил на трех языках, что сигареты должны быть потушены, а ремни — пристегнуты, ибо самолет готовится к взлету.
Джиллиан нахмурилась.
— С чего вы взяли, что я студентка?
— А кто же? — парировал он добродушно. — Студенты, откуда бы они ни были, всегда одеваются одинаково. На вас джинсы, футболка, у вас прямые русые волосы, а судя по тому, как вы произносите «р», я бы отнес вас к уроженкам среднего запада США.
С некоторой неохотой Джиллиан призналась:
— Я из Де-Мойна.
— Это в Айове, не так ли?
Их разговор был прерван гулом моторов. Самолет оттащили от терминала, и он стал выруливать на взлетную полосу.
Из служебного отделения вновь выпорхнула стюардесса и забубнила на английском, французском и итальянском обычный текст, оповещающий пассажиров о расположении кислородных масок, спасательных жилетов и аварийных выходов. Джиллиан слушала ее с деланным равнодушием вся обмирая от приятного волнения перед взлетом. Мужчина, сидящий рядом, поморщился, прикрывая глаза.
Около пяти минут самолет тащился вдоль каких-то ангаров, потом на секунду замер и весь затрясся. Раздался свирепый, нарастающий рев. Грузный лайнер рванулся в воздух, земля стремительно унеслась вниз, уши, как водится, заложило, но в них все равно проник мерзкий звук убирающихся шасси. Затем стюардесса с размеренной монотонностью сообщила, что пассажирам можно ходить по салонам и курить в отведенных для этого местах.
