— А вы, княжна, пристаете, как банный лист.
— Не сердись, Паша. Я всего лишь хочу знать смысл того, что делаю.
— Да? Всего-то?
— «Каждый солдат знай свой маневр». Разве не так?
— Так-то оно так. Ты хороший солдат. Сначала выполняешь приказ, и только потом пытаешься понять его смысл.
— Не смейся надо мной.
— Я не смеюсь, что ты! — Он заглянул в ее глаза, насколько это было возможно на скаку. — Я ведь сам такой. Сначала делаю, потом начинаю осознавать, зачем я это сделал. И если честно, далеко не всегда нахожу ответ.
— Скажи еще, что ты по ночам думаешь о смысле жизни, — съязвила Вера.
— Чего нет, того нет. Но иногда, знаешь, накатывает. Едешь так вдоль каньона, волочишь за собой для опознания труп какого-то подонка, вдруг встанешь, оглянешься… Мать честная! Куда я попал? Где березки, где трава-мурава, где нива золотая? Где все эти милые мелочи, к которым привык с малолетства? Одни скалы, да пески, да кровь, да гарь. И задумаешься: а зачем я здесь? Чего ищу?
— Что я слышу? — Вера снисходительно похлопала в ладоши. — Декламация в духе раннего Некрасова.
— Тебе смешно? Да я и сам над собой смеюсь. Хохочу до слез. Поэтому о смысле поступков лучше не задумываться. В конце концов, сами ли мы решаем, что нам делать? Может быть, нас кто-то ведет по жизни и подталкивает в нужную сторону?
— Чаще — в ненужную, — сказала Вера. — Кстати, в какую сторону мы сейчас едем? Мы ведь опять удаляемся от рельсов.
— Забудь о рельсах, — сказал капитан Орлов.
* * *
Поезд линии «Техас-Канзас» подошел к месту крушения примерно через час после взрыва, когда уже светало. Приехавшие на нем Тихомиров и Захар смешались с толпой пассажиров и побежали вместе со всеми полюбоваться редким зрелищем.
Захару было интересно посмотреть на результат действия новой для него взрывчатки. Ночью он завел под крышу вагона три пакета мелинита. Производители уверяли, что эта штука намного сильнее, чем динамит. И Гурский убедился в их правоте, увидев то, что осталось от вагона. Он был полностью удовлетворен результатом. Кроме того, он удостоверился, что новый взрыватель с часовым механизмом сработал безупречно.
Стоя в толпе, он несколько раз оглянулся на Тихомирова, ожидая от того высокой оценки. Но «главный террорист» был слишком потрясен увиденным. Белый, как полотно, он поминутно вытирал взмокший лоб, следя за тем, как на насыпь выносят скрюченные обгоревшие трупы.
— Ну, как тебе? — не выдержал Захар. — Видишь, как дела делаются?
— Слишком сильный пожар, — ответил Тихомиров.
— Так уж получилось. Ну да ничего. Так даже лучше. Надежнее.
— Да я не о том, — Тихомиров бросил под ноги промокший платок и достал из кармана новый. — Я о листовках. Не сгорели бы.
Гурский озадаченно почесал затылок. Пачку листовок с предсмертной речью казненного анархиста он привязал к одной из вытяжных труб. Он совсем упустил из виду, что взрыв произойдет на ходу. Следовательно, листовки разлетелись довольно далеко от того места, где поезд встал после взрыва.
— Не сгорят, — сказал он.
Работами в подорванном вагоне командовал один из пассажиров канзасского поезда. У себя в захолустье он был помощником маршала, а сейчас, наверно, чувствовал себя важной птицей. Когда все трупы были найдены и уложены, а единственного выжившего перенесли в почтовый вагон, самозванный маршал приказал машинистам трогаться.
— Это происшествие не должно парализовать всю железную дорогу, — заявил он. — Слава Богу, вагон остался на рельсах, полотно не повреждено, следовательно, нет причин для остановки. Я останусь на месте и дождусь полицию. Мне нужно еще несколько человек, которые способны отказаться от личных планов ради торжества законности.
— Я останусь! — шагнул вперед Гурский. — Ради законности.
Добровольцев набралось довольно много. Возможно, они не так уж и спешили по своим делам. А возможно, желали дождаться здесь не столько полиции, сколько репортеров, чтобы потом увидеть свою фамилию, а то и фотографию на газетных страницах.
«Как сказал очевидец происшедшего доктор Альфред Миллер из Коламбуса (лечение мигреней и хронического насморка с помощью новейших препаратов из Европы), взрыв был такой силы, что…».
Крутились тут и предприимчивые жители поселков, расположенных неподалеку. С неказистых повозок под выцветшими тентами они продавали воду, лепешки и вареную кукурузу, а также предлагали подвезти до ближайшего телеграфа. Что же до Тихомирова с Гурским, то у них был свой интерес. Они дожидались официальных результатов опознания.
Ждать пришлось долго. Лепешки и кукуруза были съедены, и новая повозка, с большим котлом тушеной фасоли, была как нельзя кстати. Между двумя фургонами натянули веревки, перекинули кусок брезента — получился неплохой навес. Откуда-то взялись доски и ящики, превратившиеся в лавки и табуреты. Фасоль была настолько острой, что к ней настоятельно потребовалось пиво, хотя многим пришелся по вкусу и местный самогон.
Насытившись, Тихомиров закурил сигару и перенес свой ящик подальше от лошадей, потому что они дурно пахли. Он с наслаждением вдыхал ароматный дым и старался не смотреть в ту сторону, где лежали тела, прикрытые обгоревшими одеялами. Однако время от времени его взгляд как бы сам собой натыкался на трупы. И тогда он пытался угадать, который из них принадлежит Муравьевой.
Судя по остаткам одежды, среди погибших было три женщины. «Куда они ехали ночью? — думал Тихомиров. — Честные женщины по ночам спят. А эти, скорее всего, увязались за своими дружками. Кто ездит по ночам? Те, кто боится ездить днем. Всякая шваль. Отбросы общества. Бесполезный балласт. Твари дрожащие. Вот и перестали дрожать».
Колонна повозок и всадников, вздымая пыль, приближалась со стороны города. Маршал, дожевывая на ходу, пошел было навстречу представителям власти, но передумал и вернулся. Он встал между трупами, скрестив руки на груди и скорбно оглядывая их. Так его и запечатлели фотографы, подбежавшие самыми первыми.
Тихомиров остался сидеть на ящике, дымя сигарой. На вопросительный взгляд Гурского он ответил небрежным взмахом руки. Мол, без меня разберутся. На самом деле он просто не решался встать. У него дрожали руки и подкашивались ноги. И еще этот пот, холодный пот, который время от времени проступал на лице и тяжелыми каплями выкатывался из-под шляпы… Нет, уж лучше сидеть в сторонке с независимым видом и покуривать сигару.
А Захар снова затесался в толпу и был уже в первых ее рядах. Он деловито прохаживался от тела к телу вслед за фотографами, отдергивал одеяла, а после снова накрывал. Дольше всего он задержался над трупом крупного мужчины с револьвером за поясом. Он даже наклонился и поскреб обугленный лацкан сюртука.
— Здесь, наверно, был какой-то значок. Возможно, рейнджерский, — сказал он полицейскому, который тоже осматривал труп. — Наверно, потерялся.
