рассмеяться.
– О, я задел тебя за живое. Обожаю задевать оголенные нервы ваших жалких душонок и наблюдать, как вы корчитесь от правды. Ты знаешь, что я прав, человек.
– Не знаю, о чем вы вообще говорите.
– Знаешь. Вчера к тебе пришла сестра, которой была нужна твоя помощь. Твое лживое сочувствие, – усмехнулся Элигос, чьи глаза слабо покраснели. – Ты дал ей его. А потом забыл о ней, когда сестра ушла. Тебя больше волновало пятно на диване, оставленное слишком жаркой подружкой, которую ты подцепил в этом баре. И плевать, что ты сам подстроил ссору этой подружки и её недалекого кавалера.
– Откуда ты знаешь? – побледнел бармен, отступая в сторону.
– Я вижу твои грехи, человек. Грехи каждого человека. Но ты уже наказан. А раз ты наказан, то у меня нет никакого интереса наказывать тебя.
– Кажется, ты уже напился, приятель, – рассмеялся парень. – Ты наблюдателен. Наверняка все сам вчера видел и слышал, поэтому и знаешь.
– Уберешь бутылку, и я сломаю тебе руку, – мрачно буркнул демон, когда бармен попытался убрать полупустую бутылку с виски со стойки. – Я за нее заплатил и выпью все, до капли.
– Не горячись!
– И не думал. Я расстроен, человек.
– Чем?
– Вами, – хмыкнул Элигос, смерив парня презрительным взглядом. – Любимые дети… Почему Он вас так любит, а? Я так и не могу понять.
– Кто «Он»? – вконец запутался бармен.
– Неважно, – ответил демон. – Ты слишком глуп и мелочен, чтобы ответить на вопрос. Будь здесь юная леди, она бы смогла ответить. Но её нет. Её выставляют на продажу, а я сижу здесь и пытаюсь удержать на лице равнодушную маску. Ты не сможешь дать мне ответ на этот вопрос. Только Он может, но Он молчит. Плевать. Мне надо проветриться. Здесь так и смердит грехом, человек, как бы ты не натирал посуду и полы.
– Ты сказал, что я уже наказан, – хмуро бросил парень, когда Элигос долил остатки виски в стакан и медленно осушил его. Демон недобро усмехнулся и кивнул. – И каково мое наказание?
– Скоро узнаешь, – ответил Элигос, бросая на стол смятую купюру. – А пока наслаждайся своим бессмысленным и лицемерным существованием, человек. Скоро оно прекратится.
– Знаешь, а иди ты к черту! – ругнулся бармен и сник, когда Элигос посмотрел на него злым взглядом красных глаз. – Я сейчас охрану позову, если ты не уберешься отсюда.
– Не позовешь. Ты слишком труслив и мелочен, человек. Но мне плевать на это. Прощай, – ответил он, направляясь к выходу из бара.
Выйдя из бара и вдохнув прохладный воздух ночной Праги, Элигос рассмеялся. Рассмеялся постановочно, злобно и жестко, смотря багровым взглядом в темное небо, на котором блестели редкие звезды – слишком яркие, чтобы их могли заглушить огни улиц. Демон смеялся и не обращал внимания на ночных прохожих, которые обходили его стороной или награждали удивленными взглядами. Он смеялся долго, а потом замолчал, увидев перед собой шпиль костёла. Улыбнулся, поправил воротник пальто и направился к древнему зданию уверенным шагом. Элигос хотел только одного. Получить ответы на свои вопросы.
– Здравствуй, Отец, – громко произнес он, входя в пустой костел, где мерно горели большие свечи, пахло благовониями и теплой пылью. – Ты не поздороваешься? Ладно. Тогда говорить буду я. Это Твой дом, а я здесь гость.
Элигос прошел вперед по проходу и опустился на отполированную до блеска скамью в первом ряду. Затем внимательно посмотрел на алтарь, цветные витражи и тысячи свечей, наполнявших костел мягким и дрожащим теплым желтым светом.
– Как у Тебя это получается? – спросил Элигос, массируя виски тонкими пальцами. – Только что в моей голове роились миллионы вопросов, а теперь остался лишь один. Я его озвучу, Отец. Ответь, почему они?
Ответом демону был тихий ветерок, ворвавшийся в костёл через приоткрытые двери и заставивший пламя свечей робко задрожать. Элигос усмехнулся в который раз и облокотился на спинку скамьи, после чего сплел руки на груди.
– Не ответишь и сейчас? – спросил он. – Молчание вместо ответа. Как это знакомо. Но вопрос остается, Отец. Он не выходит у меня из головы, я не понимаю Твоей любви к ним. Как можно любить этих жалких и ничтожных существ, которые отвратительны по отношению к себе подобным? Ответь!
Ответом демону было молчание и шорох крыльев птиц где-то наверху, потревоженных его криком.
– Не ответишь. Я пьян, а мои мысли непоследовательны, – горько улыбнулся Элигос. – Но Ты любишь их. Я это вижу. Каждый из нас видит. Ты даровал им величайшее благо, какое только мог даровать. Ты дал им свободу, за которую изгнал нас. Ты дал им выбор, сделав который, мы лишились дома. Ты дал им свою любовь, Отец! Им, злобным и жестоким созданиям, уничтожающим в себе свет на протяжении своего жалкого существования. Им, погрязшим в грехе и не раскаивающимся в нем, когда на горизонте маячит Ад. Они убивают себе подобных, лгут, предаются мыслимым и немыслимым порокам, от которых воротит даже меня, а я видел многое, Отец. И ты их любишь. Ты готов их простить, если они раскаются в содеянном. Раскаются в совершенном зле. Ты готов простить их, но не меня с братьями. Почему Ты так любишь их? Ответь мне!
Демон закричал, а его глаза разгорелись, как два жутких кровавых карбункула. Он ощерил зубы, острые и удлинившиеся, и облизнул пересохшие губы, восстанавливая дыхание.
– Почему Ты любишь их, Отец? Да, я согласен, они создают прекрасное – тысячи прекрасных картин, величественных дворцов в Твою славу, тысячи статуй, в которые можно вдохнуть жизнь, и они пойдут. Они делают выбор, а Ты прощаешь их. Любишь их и прощаешь все их грехи, если они раскаиваются. Ты отдал им своего Сына и простил им то, что они сделали. Они уничтожают тех, кто несет свет, но Ты прощаешь их. Почему? Чем они заслужили Твою любовь, Отец? Они, первородные комки ненависти с печатью Зла на челе, по-прежнему получают Твою любовь. Унижая прекрасное и восхваляя ужасное, они получают Твою любовь. Побивают камнями праведников, но получают Твою любовь. Бросают свет львам, а тьму сажают на трон, но все равно получают Твою любовь. Я не понимаю, Отец. Я запутался и ничего не понимаю.
Демон покачал головой и отпустил резной подлокотник скамьи, на котором остались вмятины от его пальцев. Он поднял взгляд к витражу, через который падал лунный свет, и невесело усмехнулся.
– Почему Ты любишь их? – шепнул он. Глаза Элигоса на миг стали светлыми, а потом их вновь залила привычная черно-красная тьма. – Почему должны страдать такие, как Виктория? Такие, как Жанна? Такие, как Твой сын? Что Ты хочешь этим сказать? Они не понимают, что Ты пытаешься донести до них. Им плевать на адские муки, потому что они в них не верят. Их души черны, а сердца
