Гектор Шульц
АнтиБожественная комедия 7.
© Гектор Шульц 2017 ВКонтакте
При копировании ссылка на автора и сообщество - обязательна.
Пролог.
Я бежал за дикой, уродливой и неебически быстрой старухой, которая во время бега умудрялась показывать мне язык, недвусмысленные жесты и отчаянно крыла меня мертвоязычным латинским матом. Древний язык, даже в ругани звучит, словно благочестивая музыка, но мне некогда было наслаждаться произношением и певучестью латыни. Я бежал за старухой, которая, на самом деле, лишь формально являлась пожилым человеком. Это была быстрая, смертоносная и очень опасная ламия. Или попросту – ведьма. Тут кому как удобнее.
Старуха, забежав за угол, прислонилась к стене и тяжело, натужно зарычала, попутно впиваясь в грязную штукатурку кривыми, но чрезвычайно острыми когтями. Я знал, что она запыхалась, а значит, скоро погоня подойдет к концу и уступит черед битве. Герцог Элигос как-то сбрехнул, что ламии послужили для людей прообразом современных вампиров, но если бы любой, даже самый прославленный охотник, встретился бы с ламией, то у него не было и шанса, чтобы спастись. Об этом свидетельствовала моя разорванная рубаха в бурых пятнах крови и еле заметные следы от когтей, которые почти излечились благодаря частице Божественной искры.
Хмыкнув, я подхватил с земли пыльную бутылку и, резво вписавшись в поворот, мощно врезал орудием пролетариата и пьяных сапожников по голове старухи, которая поджидала меня, припав к земле. Удар достиг цели, и бутылка разбилась на тысячи мутно-зеленых осколков, которые взлетели в воздух вместе с тяжелыми, карминовыми каплями крови. Старуха завизжала. Громко, противно и испуганно.
- Сдавайся, блядь! – хрипло произнес я, осторожно обходя плачущую ламию по кругу. Та вдруг перестала выть и, припав к земле, принялась следить за мной желтыми, кошачьими глазами. Я знал, что она поджидает момент. А еще удивляется, почему обычный худосочный паренек, заставил её убегать.
- Puer… - рыча, ответила она, сплюнув на землю липкой, черной слюной. - Bibere sanguinem. Nutrientibus ossa.
- А вот хуй тебе, мышица ебучая, - усмехнулся я, шаг за шагом приближаясь к ней все ближе и ближе. – Во-первых, я не ребенок, а мужчинка в самом соку. Во-вторых, хуй тебе, а не моя кровь. Ну и в третьих, сосать ты будешь только раскаленную елду, когда отправишься в Хаос, откуда и вылезла. А все почему? Нечего было жрать человеческих детей. Я понимаю, что для тебя это неебический деликатес, но имей совесть. Три деревни подчистую вынесла. И куда только все лезет. Тощая, как заинька, после бодуна…
- Mater venit, - пробулькала ламия, неприятно улыбнувшись. Я увидел, что её клыки стали раза в два длиннее и угрожающе поблескивали в темноте грязных переулков. Она почти восстановила силы. Только не догадывалась, что я тоже их восстановил.
- Чего? Какая мать? Йобана мать? – переспросил я, услышав её бормотание.
- Niger mater venit, puer. Una cum nigrum Archangeli…
- Что-то ты путаешь. У нас архангелы белые. Это же не Голливуд, где Главного Морган Фримен играет. Здесь вся эта толерантная хуйня не пройдет. И вообще, заканчивай кривляться, изрыгать свои непонятные слова и преклони колени. Я тебя разик по головушке тресну, ты в Хаос и улетишь, м? Не надоело еще бегать? Я вот проголодался, бля. И очень сильно.
- Niger mater et Archangeli adunare. Vita – speculum, bonum fiat malum, memoria erit oblivionis, - прорычала она и бросилась на меня без предупреждения, выставив перед собой черные когти. Улыбнувшись, я резко уклонился и, развернув корпус на пол-оборота, с удовольствием посмотрел за тем, как ламия влетает в стену. Раздался неприятный хруст и шипящий визг, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Старуха, сидя возле стены, с изумлением и гневом смотрела на свою правую руку, неестественно изогнутую и с торчащей из предплечья костью.
- Я предупреждал, - устало хмыкнул я, подскакивая к ней и занося над её головой свою карающую длань. Ламия резко вскинула голову и, улучив момент, впилась мне зубами в бедро. Но удар быстро выбил из нее не только дурь, но и все то, что давало ей способности к жизни.
Сплюнув, я оторвал от рубахи наиболее чистый кусок и быстро перевязал ногу. Ткань тут же набухла и напиталась кровью, впрочем я знал, что Божественная искра скоро законопатит все дыры и к утру на ноге не останется даже шрамов. Так было всегда.
Присев возле небольшой серой кучки, все что осталось от странной ламии, я закурил сигаретку и уставился в мрачное, свинцовое небо, зловеще зависшее над головой. Конечно, старуха могла быть и простой чокнутой, посиди вот в Хаосе несколько миллионов лет, но её слова все же оставили в моей голове кое-какие отпечатки. Что за Черная Мать и Черный Архангел? К чему другая странная фраза; «Жизнь – зеркало». С этим еще предстояло разобраться. А еще лучше посоветоваться с Петром или Элигосом. Каждый из них знал куда больше, чем я.
С этими мыслями я и взлетел к небесам. Далеким, свинцовым и холодным. Впрочем, я знал, что там, наверху, нет места холоду и дождю. Только белые перины облаков, лазурная бирюза неба и нежное тепло солнца. Как и всегда.
Глава первая. Жизнь шаблонна.
Вернувшись к Порогу, я тут же отправился к рабочему месту Петра, который неизменно восседал на парящем облачке, целиком и полностью погрузившись в «Летопись» - большую книгу, куда записывались все прегрешения каждого человека, живущего или когда-то жившего на земле. Меня всегда обуревали спутанные мысли о самом первом дне, когда я только появился перед ликом строгого привратника. Тогда я даже не думал о том, что произойдет дальше и к чему все в итоге приведет. Но, как бы то ни было, сейчас я находился в должности «Хранителя Пента» и, вместе со своими друзьями, участвовал в поимке разных мерзопакостных тварей, которые каким-то чудом вырывались из Хаоса. Случай с ламией был не первым в моей карьере, и я уже привык к различным монстрам, которые так и норовили вырвать у меня из груди жаркое и пылающее сердце.
- Тебе самому это нравится, - усмехнулся Петр, когда я подошел ближе.
- Чего?
- Говорю, что тебе самому это нравится. Гоняться за хтоническими божествами и
