встала перед ним. Увлекшись бумагами, выпавшими на пол, когда я открыла дверь, я не заметила огромную кипу листов, перевязанных черной ниткой, которые остались лежать внутри. Я мысленно повторила слова женщины. Косвенные воспоминания. Если перевести буквально, они возникли в моей голове не напрямую, но я все еще не понимала, откуда они появляются.
– Наш слух работает, даже когда мы спим.
– …
– То же касается и времени, которое ребенок проводит в животе у матери. Думаете, почему люди занимаются дородовым воспитанием? Потому что ребенок внутри все слышит. Но поскольку это не личный опыт, подобные воспоминания не могут быть записаны с вашей точки зрения и хранятся иным способом. Поэтому я и называю их «косвенными».
Теперь понятно. И разговор между мамой и папой в тот год, когда я только родилась, и искреннее признание мамы в машине, пока я спала. Я не помнила этих моментов, однако они хранились в книжном магазине. Получается, я могу увидеть воспоминания, о которых не знала, не могла знать и могла никогда не узнать. Сердце внезапно пустилось вскачь. Я еще не понимала, что искать, но грудь уже наполнилась радостным предвкушением от будущей находки.
– Вы бы не могли положить это обратно в шкаф? Тут так мало места, что мне не протиснуться.
Обернувшись, я увидела, что женщина протягивает мне стопку листов. Забрав у нее выцветшие серые воспоминания, я шагнула обратно к шкафу. Голос, неуловимо похожий на сам магазин, сказал мне вслед:
– Что ж, у вас осталась последняя попытка. Увидимся в читальном зале.
Тринадцатое ноября 1989 года.
А. То, что ты забеременела, еще не значит, что я разрешу тебе выйти за него. Иначе я бы изначально не была против вас двоих.
Хозяйка книжного права. Косвенные воспоминания включали в себя происходившее еще до моего рождения.
Б. Мам, он трудолюбивый. И обязательно добьется успеха. Мы правда будем хорошо жить.
А. У тебя впереди столько замечательных дорог, так зачем идти по той, что усеяна шипами?
Б. Откуда ты знаешь, плохая это дорога или хорошая, если не ходила по ней?
А. А мне не надо ходить, чтобы знать! Если выходишь за него только из-за ребенка, просто избавься от него, и все, Енхи.
Б… Мам, ты сейчас серьезно?
А. Если не избавишься от ребенка сейчас, в будущем настанет момент, когда ты пожалеешь, что отказалась от своей жизни и пожертвовала собой.
Почему именно это воспоминание попалось мне на глаза? По случайности или в силу неизбежности? Или это чья-то жестокая шутка? Диалог был записан на самом верхнем листе в стопке, которую подала мне женщина. Я почти положила их назад в шкаф, но вынула обратно и медленно пробежала взглядом по строчкам. Это разговор между мамой и бабушкой до моего рождения.
Б. Мама… ты же моя мама, как ты можешь такое говорить?
А. Именно поэтому! Потому что я твоя мать, хотя бы я должна сказать жестокую правду, чтобы остановить тебя!
Б. В таком случае, мам, уступи мне на этот раз, просто потому что ты моя мама. Я выйду замуж и рожу этого ребенка.
Узнав о том, что я дитя «брака по залету», я иногда представляла подобные сцены. Мне было известно, что родственники со стороны мамы сильно протестовали против этого брака, поэтому неудивительно, что я воображала нечто подобное. Теперь же сцены, которые в моем воображении обычно заканчивались шутками и смехом, ворвались в реальность, как незваный гость, и смеяться больше не хотелось.
Я ошеломленно смотрела на воспоминание. Время, когда мама еще не была моей мамой. Время, когда она была просто чьей-то дочерью. Время, когда мама была отдельным человеком, а не моей мамой.
А если бы ничего не было, если бы мама послушалась бабушку? Я не могла не задуматься об этом. Как бы все сложилось, если бы мама в двадцать восемь лет избавилась от меня и не вышла замуж за папу? Были времена, когда я не могла выбросить из головы бесчисленные предположения о том, что причиняло боль маме, папе и мне самой. То же самое, когда я только ступила в магазин и согласилась заключить сделку с женщиной. Хотелось вернуться в далекое прошлое и сказать маме, что она все еще может выбрать другую жизнь. Но я не могла. Законы времени и правила магазина не позволяли.
В голове все перепуталось. На душе стало тоскливо и тяжело, я словно держала в руке спутанный комок нитей. Все это время я металась повсюду, пытаясь понять мамины чувства, но в итоге лишь глубже увязла в непроходимом болоте. Опять захотелось плакать. План, шаг за шагом выстраиваемый, как замок из игральных карт, рухнул в одно мгновение, и мысли, расплавленные горячими вздохами, образовали вокруг вязкую трясину. Я бессильно уронила стопку бумаги, которую держала в руке, в глубину шкафа и отдалась узкому темному пространству, пока глаза не потеряли фокус.
«И что… что мне теперь делать?»
Словно человек, потерявший цель в жизни, я устало моргнула невидящими глазами. Затуманенным зрением я смутно видела впереди лишь дверцу шкафа, колеблющуюся, как огонек свечи, но ни одно воспоминание не падало в руки. Я с трудом толкнула правую дверцу шкафа, клацнув ею, словно кандалами. Дверь с грузным скрипом подалась вперед. В этот момент из еще открытой левой дверцы с тихим стуком выпала другая стопка.
Четырнадцатое ноября 1989 года.
На верхнем из листов, горизонтально перевязанных заскорузлой толстой нитью, стояла дата. Действие происходило на следующий день после ссоры мамы и бабушки по поводу свадьбы.
А. Мама велит избавиться от ребенка. Говорит, что не позволит мне выходить замуж по залету.
Из диалога, записанного под датой, слышится мамин голос. Глаза опухли после бессонной ночи, она тяжело вздыхает. Затем поднимает холодные сухие ладони и прячет в них лицо, собираясь заплакать. Человек, сидящий напротив, ласково гладит маму по тяжело опущенным плечам. В отличие от маминых его руки большие и теплые.
Б. Милая, ну она же твоя мать. Она просто беспокоится о тебе так же, как ты беспокоишься о нашем ребенке.
Я слышу папин голос. Голоса родителей намного моложе, чем я помню. Они еще не семья, но уже заботятся и беспокоятся друг о друге.
А. И тебе даже не обидно? Что моя семья так
