доказательства? – Майкл спрашивал, а сам словно бы выигрывал время на обдумывание главного – как же вести себя дальше? С кем быть в критическую минуту, если таковая действительно наступит на «Изабелле»? Хотя и название у яхты теперь черт его знает какое – «Хепру».
– Я просто уверен, что это дело рук сенатора. И его толстопузого штурмана! – тихо, но с железной настойчивостью в голосе высказался Степан. Зеленые глаза механика потемнели, он поджал губы, преодолевая внутренний предостерегающий голос разума – понимал, что если боцман предаст его сенатору, то живым он не встанет больше с постели! И в то же время знал, что и умалчивание больше преступно – Майкл должен сбросить розовую пелену с глаз и не поддаваться льстивым словам коварного фашиста. Потому и добавил еле слышно: – Помнишь, когда мы стояли в порту Опонони, у нас там была неожиданная ночная стоянка. Зачем она потребовалась Дункелю? То спешил, как на пожар, а то вдруг, возвратившись с прогулки в город, решил встать на долгий якорь! Так вот, выпив за ужином кофе, я долго не мог уснуть, да к тому же негр, завалясь на спину, храпел как бегемот. Иллюминатор в кубрике был открыт, а у меня слух, как у летучей мыши. Неожиданно различаю – кто-то тихонько разговаривает на палубе – а вахтенных он почему-то сенатор никого не выставил! – потом непонятное шлепанье, словно передвигалась гигантская лягушка, что-то плеснулось за бортом, между яхтой и причальной стенкой… Не вытерпел, встал посмотреть – вдруг местные воришки пробрались на яхту? Вылез по трапу наверх, а у борта сам сенатор Дункель! Увидел меня, вздрогнул, постарался незаметно бросить на палубу страховочный конец… А сам все же ногой наступил на него, чтобы он не ускользнул совсем в воду, так что и не вытянуть того, кто был там, на другом конце, и наверняка под яхтой «Виктория»!
– Ты говоришь – наступил ногой на страховочный конец? – Боцман резко остановился, маленькие глаза зажглись недобрым огнем, и он в упор уставился на механика. «Неужели сенатор так ловко провел меня с моими же выдуманными минами? – ужаснулся Майкл. Он с яростью сунул пальцы в разрез рубахи, хотел поскрести грудь, да отдернул руку. – Ну и ловкач этот немец! Так хитро все устроил, что даже я попался на удочку, словно безмозглый малек!» – Так ты думаешь, что сенатор и Кугель вдвоем…
– Конечно! Он спустил под воду своего дружка Фридриха, как и там, у острова Кинга! Помнишь?… Вернувшись в кубрик, я сидел у иллюминатора приличное время, но дождался, пока этот жирный паук не вылез из воды по веревочной лестнице. Подумай, Майкл, зачем им было строить плот, спускать его для испытания вдвоем, да еще ночью? А для того, чтобы взорвать этот плот одновременно с «Викторией», под которую Кугель заранее подсунул мину… И рация вдруг вышла из строя… чтобы ты не известил Кельтмана о случившемся, но что наша яхта не погибла, а по-прежнему идет на юг, к холодным льдам. У нас в России есть такие любители купаться в ледяной воде, их называют «моржами». Но Дункель – не россиянин, и я не слышал, чтобы он увлекался ледяной купелью…
Майкл уронил голову на грудь и стоял, медленно раскачиваясь в такт бортовой качке. Он мысленно прокрутил в сознании события, происшедшие с момента выхода из Мельбурна. Вспомнил особый интерес сенатора к гостям яхты «Виктория», когда Майкл возвратился из поездки по магазинам Хобарта. Всплыло в памяти растерянное выражение лица Дункеля, которое было у него при известии, что на яхте-мателоте одного из пассажиров называют «господином инспектором». У Дункеля тогда даже вырвалось восклицание: «Не может быть!»
«Штефан прав – дело не чистое, если сенатор боится полиции… Похоже, мы и в самом деле угодили в лапы к пиратам! Не таким грубым и неотесанным, как у острова Кинга, а к образованным, из светского общества! Надо же – сенатор Дункель – пират! Или фашист, что в принципе одно и то же! Меня деньгами задабривает, переманивает на свою сторону… А потом? Главное, что будет потом? Отпустят живыми, а может, как «Викторию» взорвут или перестреляют на диком островке… Зачем сенатор Дункель перевел Клауса в каюту Карла? Неужели перекупил его? Да-а, Клаус теперь с ними, а у него кулаки боксера-профи! «Так приказал хозяин!» – вот что ответил второй рулевой, когда боцман спросил, зачем он собирает свои вещи и уходит из кубрика.
– У Клауса уже новый хозяин, – с раздражением заметил боцман и на удивленный взгляд Степана пояснил: – Он немец и, похоже, продался немцам со всеми потрохами! Пока ты сидел здесь, меня поджидая, он смотал свои вещички и переселился в пассажирскую каюту, к среднему Дункелю. Теперь вам стало просторнее, не так душно, а у меня на душе, – скаламбурил зло Майкл, – кошки когтями дерут!
– А я тебе что говорю! – Степан в бессильной ярости чертыхнулся. – Черт побери! Они точно готовятся к драке! Сенатор потерял сына, зато прикупил, как на невольничьем рынке, этого боксера Клауса!
– Ты прав, Штефан! Мы избавились от одних пиратов, чтобы оказаться в итоге на пиратской яхте, у которой даже название успели перекрасить! – Боцман увидел, что для Степана это сообщение в новость. – Как, ты этого не знал?
– За бортом я еще не разгуливал. – Чагрин был так поражен, что дальнейших пояснений попросил только широко раскрытыми глазами.
Майкл почти на ухо прошептал, что сенатор Дункель потребовал у него белой и зеленой красок, чтобы подправить ржавые места. На самом же деле Карл закрасил старое название и написал новое.
– Теперь мы плывем на каком-то чудовище «Хепру». Что за название – сам черт не разберет! Тут ты снова прав, Штефан, как сама английская королева – будем держать ухо востро! Роберта я сам предупрежу. Но без моей команды никаких враждебных действий против пассажиров не предпринимать… Может, удастся как избежать потасовки, доберемся до Мельбурна спокойно. Господи, ну зачем ты подсунул нам этих туристов! Жили себе спокойно, горя не знали…
Степан Чагрин, нервничая, подергал себя за бородку, согласился с боцманом, но от себя добавил:
– Я довольно сносно понимаю их язык, и если удастся что-нибудь узнать важное для нас – предупрежу.
Майкл согласно кивнул головой, словами не стал ничего добавлять, посторонился, чтобы пропустить сухощавого и небольшого ростом механика к двери. И неожиданно спросил то, что давно его интересовало, но о чем он не считал прежде нужным спрашивать:
– Штефан, а ты и вправду сотрудничал с гестапо?
Степан дернулся, как от удара кнутом по спине, резко
