— Вы жалкий шпион! Читали мое резюме?
— Ну… да. Я же говорил вам, что я любопытный. Я и в ящике с вашим бельем рылся, пока вы спали.
Ему показалось, что ее лицо на мгновение исказил самый настоящий страх, но это выражение тут же исчезло, сменившись презрением, в котором, как ни странно, присутствовал элемент насмешки.
— К вашему сведению, я не училась в Барнарде, — заявила она.
— Вы солгали в своем заявлении?
— Конечно. Мне требовалась работа, и я знала, что Глейзер — выпускник Колумбийского университета, а его жена училась в Барнарде. Ну, я и решила, что это хорошая идея. Я не раз заходила сюда, слушала разговоры, изучила топографию, посмотрела, какие тут преподают предметы. Резюме никогда не проверяют. Вы, к примеру, могли бы сказать, что учились в Гарварде. И, спорю, Глейзер платил бы вам гораздо больше.
— Господи боже, Ролли! У вас, что ли, нет совсем никакой морали?
— Я никому не причинила вреда, — она вперила в него сердитый взгляд. — У меня нет даже диплома об окончании средней школы, но я не хочу работать уборщицей. Или шлюхой. А на что другое можно рассчитывать, не имея школьного образования?
— Погодите-ка! В среднюю школу ходят все. Это обязательное образование.
Она резко остановилась, наклонила голову, сделала несколько глубоких вдохов и посмотрела прямо ему в лицо.
— Да. Но после гибели родителей в автомобильной катастрофе я была вынуждена жить со своим сумасшедшим дядей Ллойдом. Он держал меня взаперти в земляном подвале с одиннадцати лет до семнадцати, и я не имела возможности посещать школу. Зато он постоянно меня насиловал. Ну, что еще вам хочется узнать о моем проклятом прошлом?
Крозетти потрясенно раскрыл рот и почувствовал, как вспыхнуло его лицо. Не ресницах Ролли дрожали капельки слез.
— Мне очень жаль, — прохрипел он.
Она повернулась и быстро зашагала дальше, почти побежала. Вскоре они вошли в дом из коричневато-желтого кирпича с колоннами по обеим сторонам входа и поднялись на два пролета. Крозетти несколько раз споткнулся, поскольку не смотрел под ноги, ругая себя на чем свет стоит. Ладно, все, конец истории, выброси эту несчастную из головы, тебе не впервой, уговаривал он себя. Хватит словоизлияний, хватит глупостей, хватит чувства вины — тоже глупого. Ничто не помешает ему завершить эту историю, сделать свое дело с Булстроудом, корректно кивнуть ему, пожать на прощание руку — и прочь. Господи! Как можно быть таким идиотом? Женщина заявляет, что не желает ничего вспоминать о своем прошлом, а он? Он, конечно, только об этом и говорит, и…
Они прибыли на место. Ролли негромко постучала по матовому стеклу, и звучный голос изнутри ответил: — Да-да, входите.
Мужчина в жилете, завидев их, натянул коричневый твидовый пиджак; невысокий полноватый человек лет за сорок с гладкими тускло-каштановыми волосами средней длины, зачесанными так, чтобы скрыть лысину на макушке. На упитанном лице — круглые очки в черепаховой оправе. При рукопожатии обнаружилось, что рука у него мягкая и влажная. Крозетти с ходу его возненавидел, что было некоторым образом приятно, поскольку отвлекало от самобичевания.
Они сели. Ролли молчала. Булстроуд поинтересовался происхождением и возрастом тех томов Черчилля, в которых была спрятана рукопись. Кэролайн коротко и, насколько мог судить Крозетти, точно изложила детали. Пока они разговаривали, он оглядел офис: маленький, лишь чуть больше ванной комнаты в загородном доме, с одним пыльным окном, выходящим на Амстердам-авеню. Единственный застекленный книжный шкаф, книги только на одной полке, а остальные забиты неаккуратными грудами бумаг. Два деревянных кресла (в них сидели Кэролайн и Булстроуд), видавший виды простой деревянный письменный стол с разбросанными на нем бумагами и журналами, большая фотография в рамке; Крозетти со своего места не сумел разглядеть снимка, как ни старался.
— Очень интересно, мисс Ролли, — сказал профессор. — Могу я взглянуть на документы?
Теперь и он, и Ролли смотрели на Крозетти, а у того сердце упало — подобное чувство возникает, когда незнакомый доктор просит нас раздеться. Бумаги принадлежали ему, а теперь они уплывали из рук. Этот человек должен либо подтвердить их подлинность, либо отвергнуть — человек, которого он не знал, чьи глаза подозрительно посверкивали за толстыми линзами. Алчные глаза, с сумасшедшинкой. А глаза Ролли не выражали вообще ничего — пустые, как само небо. С трудом удерживая желание схватить пакет и бежать, Крозетти вытащил только письмо Ричарда Брейсгедла к жене; это было нетрудно, потому что страницы заметно различались на ощупь. Не стоит торопиться показывать шифрованное послание, подумал Крозетти. Сначала посмотрим, что он скажет насчет письма.
Булстроуд расправил страницы на столе перед собой, и Крозетти обмяк в кресле. Страх заставил его достать письмо — дешевый страх показаться этой женщине еще большим тупицей, чем раньше. Он знал, что ему придется всю жизнь стыдиться своего поведения с Ролли, что ее образ будет всплывать в сознании снова и снова, отравляя радость и углубляя депрессию. Не только сегодняшний образ, но и образ девочки, запертой в земляном подвале и с ужасом ожидающей появления своего мучителя. И он, Крозетти, ничем не может помочь ей; более того, он внес свою лепту в ее страдания. Ты просто задница, Крозетти, ты полное дерьмо…
— Вы можете прочитать текст, профессор?
Это спросила Ролли; звук ее голоса прервал терзания Крозетти. Булстроуд откашлялся и ответил:
— О да. Почерк не слишком умелый, но вполне читаемый. Представляю себе того, кто это написал: человек необразованный, университетов, как говорится, не кончал, но писать ему не в новинку, без сомнения. Может, какой-то мелкий клерк? Изначально, я имею в виду.
Булстроуд продолжил чтение. Прошло примерно полчаса; Крозетти чувствовал себя как в кресле дантиста. Наконец профессор выпрямился и сказал:
— М-м-м, да, в целом очень интересный и ценный документ. Точнее говоря, документы, поскольку, как вы заметили, мисс Ролли, существуют три совершенно разных документа. Это, — он кивнул на разложенные на столе листы, — предсмертное письмо человека по имени Ричард Брейсгедл. По-видимому, он был ранен в сражении при Эджхилле, первом крупном сражении английской гражданской войны, случившемся двадцать третьего октября тысяча шестьсот сорок второго года. Он пишет из Банбери, городка неподалеку от поля битвы.
— А что насчет Шекспира? — спросил Крозетти. Булстроуд вопросительно посмотрел на него и удивленно замигал за толстыми линзами.
— Прошу прощения? По-вашему, здесь есть отсылка к Шекспиру?
— Ну да! В этом вся суть. Он говорит, что следил за Шекспиром, что у него есть рукопись одной из пьес и что именно он понуждал Шекспира написать пьесу для короля. На последней странице, где подпись.
— Дорогой мой мистер Крозетти, уверяю вас, ничего подобного там нет. Рукописный текст может сбить с толку любого… м-м-м… дилетанта, и люди видят то, чего нет и в помине. Знаете, как можно видеть образы в облаках.
