место проведения инсталляции, указанное на официальной карте фестиваля – вестибюль офисного центра на перекрестке улиц Йонг и Аделейд – находилось неподалеку от нашего дома, я отправилась туда пешком. Инсталляция Муш приходилась на мертвые часы между тремя и пятью утра, зрителей, желающих присутствовать при последних судорогах мероприятия, было не так много. Я отправила Сафи письмо по электронной почте, сообщив, что приду. Без пятнадцати три, открыв двери здания, я сразу увидела некую серую структуру, выполненную из звуконепроницаемых материалов, извивистый туннель, одновременно напоминающий человеческое ухо и самый большой в мире аммонит. «Заходи сюда», гласила надпись над входом. После минутного колебания я нагнула голову и последовала этому приглашению.
Туннель, подобно мини-лабиринту, изобиловал крутыми поворотами. Для того чтобы продолжать путь, мне приходилось сгибаться в три погибели. Потолок становился все ниже, и маленький кожаный рюкзачок, висевший у меня на спине, превратился в серьезную помеху. В конце концов мне пришлось его снять и толкать перед собой по узкому каналу. Все городские шумы – грохот проезжающих машин, шелест ветра, людские голоса и цоканье каблуков – доносились все глуше, и постепенно исчезли, очистив звуковую палитру моего сознания. Теперь я готова была принять звуковую картину Муш, которая проникала внутрь меня тихо и вкрадчиво, просачиваясь сквозь динамики, установленные повсюду – сверху, снизу, слева и справа. Звуки обволакивали меня, то внушая страх перед тем, что ожидало впереди, то порождая чувство опасного преследования, которое гнало меня дальше и дальше.
Это никоим образом не было музыкой. Скорее, это напоминало приглушенные обрывки какого-то загадочного диалога; гудение, жужжание, шорохи, проникая сквозь стены, создавали подвижный звуковой ландшафт, некоторые фрагменты которого настойчиво повторялись, всякий раз неуловимо изменяясь. Когда туннель наконец кончился, приведя меня в комнату, видимость ничуть не улучшилась; в комнате царила тьма, кромешная, как в утробе, и я не представляла, в каком направлении идти. Вытянув вперед руки, я передвигалась на ощупь, содрогаясь от страха при мысли, что в темноте таится ужасающее нечто, которое схватит меня и утащит… сама не знаю куда. В иное измерение, в какую-то кошмарную ночную бездну. На пыльное дно пересохшего океана, где царит безмолвие, валяются скелеты мертвых рыб и ползают светящиеся слепые чудовища, хищные щупальца которых готовы схватить новую жертву.
Все это напоминает орфические мистерии, которые устраивались в греческих пещерах, подсказывал мне мозг, пока я вслепую ползла вперед. У индейцев племени майя тоже были в ходу подобные представления; пещера символизировала подземный мир, который они называли Шибальба. Все это очень увлекательно. Не волнуйся, ничего плохого с тобой не произойдет. Ровным счетом ничего…
И вдруг некое невидимое дыхание донесло до меня волну запахов. Волна накрыла меня с головой, запахи казались удивительно знакомыми: зеленые побеги, влажная вскопанная земля, сухое сено. К этому примешивалась капелька духов, старомодный цветочный аромат, из тех, что порой никак не могут выветриться из старой одежды. Тубероза? Или, может быть, ландыш?
Не двигайся, прошептал чей-то голос мне на ухо, щекоча мочку. Не открывай глаза. Не делай ни шагу. Не смотри. Риск слишком велик. Постарайся его избежать. Не смотри…
Испуганная до крайности, я отшатнулась, взмахнула руками, коснулась стены и, повернувшись, прижалась к ней. Протянула вперед руку и почувствовала, как ее кто-то коснулся.
– Мисс Кернс? – раздался в темноте знакомый голос.
– Что с вашими глазами, мисс Кернс?
Я инстинктивно коснулась рукой очков.
– Черт, неужели это так заметно?
– Здесь – да.
Мы с Сафи сидели в ближайшем Старбаксе, который, как многие кафе в центре города, в период фестиваля работал круглые сутки. По сравнению с кромешной тьмой, из которой я только что вырвалась, свет здесь казался ослепительно, до слез ярким.
– Вот же… Я надеялась, они выглядят лучше.
– Все зависит от того, как они выглядели раньше, – усмехнулась Сафи. Повисла пауза. – Так как они выглядели раньше?
– Значительно хуже.
Она бросила на меня взгляд, словно говоривший «вижу, ты не меняешься». Это было вполне справедливо, надо признать; характер мой всегда был колючим, и преподавательская деятельность это усугубляла, особенно когда студенты несли совсем откровенную чушь. Помню одного парня, тупость которого простиралась до того, что он не мог уяснить разницы между актером и режиссером. Несчастный балбес искреннее верил, что Том Хэнкс не только снялся в главной роли в фильме «Изгой», но и снял всю картину. По всей видимости, он считал, что Роберт Земекис и вся его команда – это всего лишь друзья Хэнкса, которые и попали в титры за то, что, стоя рядом, восхищенно наблюдали, как он воплощает мечту в реальность, вытягивая фильм из задницы, как паук паутину. Признаюсь, последнюю фразу я произнесла вслух при других студентах, включая Сафи. До сих пор помню ее отчаянные попытки сдержать смех, которые оказались безуспешными.
– Вижу я хорошо, – заверила я. – Правда, там, в этом паскудном туннеле, это мне ничуть не помогло. Скажите честно, были случаи, когда люди закатывали истерику? Надеюсь, не нашлось мудака, который посоветовал побывать там своему приятелю, страдающему клаустрофобией?
– Нет, до этого, к счастью, не доходило. Мы повесили над входом табличку с предупреждением: «Людям, которые болезненно реагируют на темноту и замкнутые пространства, входить категорически не рекомендуется». Наверное, вы ее не заметили. Для пущей безопасности установили несколько камер ночного видения. Если мы заметим, что какой-то бедолага готов наложить в штаны, в туннеле есть секции, которые можно быстро снять и извлечь несчастного. – Сафи отпила свой капучино. – Все это сооружение – всего лишь каркас из деревянных рам, покрытых проволочной сеткой, на которую в несколько слоев уложен звуконепроницаемый пенопласт. Пенопласт – самый дорогой материал, который мы использовали, к тому же его понадобилось чертовски много. Динамики и пульт мы взяли в аренду, а звуковой микс состряпали с Сорайей на ее домашней системе.
Сафи помолчала, отбросила прядь волос со лба и осведомилась с деланой беззаботностью:
– Ну, и как ваши впечатления?
– Честно? Я едва не описалась.
– Что ж, я приму это как комплимент.
– Это и есть комплимент, – усмехнулась я. – Мне всегда казалось, что клаустрофобия не относится к числу моих проблем, и все же я перепугалась до чертиков. Слушайте, а запахи? Как вы достигаете подобного эффекта? Установили в нужных местах распылители?
– Нет, – пожала плечами Сафи. – Никакого ольфакторного компонента мы не включали. А что вы почувствовали?
– Ну… – протянула я, с удивлением замечая, что мне трудно подобрать слова. – Какие-то органические ароматы. Теплые. Возможно, цветочные. Но если это не вы, то и бог с ним. Наверное, что-то неврологическое. В мозгу что-то щелкнуло, ожили воспоминания и так далее.
– Думаю, вам
