В конце 1903 года был переведен во вновь сформированный 28-й Восточно-Сибирский стрелковый полк на ту же должность. Вскоре Н. И. Кочетова откомандировали в распоряжение Сводного Порт-Артурского полевого военного госпиталя для несения обязанностей младшего ординатора. Он прибывает туда 26 января (8 февраля) 1904 года, т. е. накануне нападения японских миноносцев на стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура русские военные суда и начала обстрела крепости японскими военными кораблями. Началась Русско-японская война. Н. И. Кочетов проработал в Сводном госпитале в течение всей блокады крепости и три месяца после ее окончания. С 1 мая 1904 года он заведовал одним из хирургических отделений госпиталя и возглавлял работу рентгеновского кабинета. В начале апреля 1905 года он отбыл из крепости, сопровождая в качестве врача одно из госпитальных судов, на которых раненые были отправлены на родину. Свой шестимесячный отпуск за работу в Порт-Артуре во время блокады Н. И. Кочетов частично использовал для работы в Обуховской больнице под руководством Г. Ф. Цейдлера, а затем продолжил службу в 8-м мортирном артиллерийском дивизионе в Киеве.
1 сентября 1906 года, уволившись в запас, Н. И. Кочетов приступил к подготовке диссертации на степень доктора медицины и начал работу в качестве экстерна по гинекологии и акушерству у профессора Н. Н. Феноменова в Надеждинском родовспомогательном заведении. Затем он повышал свою квалификацию в госпитальной хирургической клинике Военно-медицинской академии профессора С. П. Федорова, а по оперативной гинекологии и оперативной хирургии – в Петербургском институте усовершенствования врачей. Уже будучи избранным в действительные члены Русского хирургического общества имени Н.И. Пирогова, получив после защиты диссертации степень доктора медицины[122], Н. И. Кочетов сделал выбор своего пути в медицине. Он принял предложение руководства созданного священником Алексеем Колоколовым благотворительного общества возглавить только что построенную обществом больницу в глухой деревенской местности – в Новоладожском уезде Петербургской губернии. Больница, а также приют для детей-сирот и богадельня для одиноких стариков с помещениями для обслуживающего эти учреждения персонала были сооружены на маленьком островке в среднем течении реки Волхов. Он поехал на этот „островок“, чтобы стать главным и единственным врачом больницы и отдать ей почти двадцать лет своей жизни. Прибыл он туда уже не один, а с женой и маленькой дочкой. Встреча отца с моей будущей матерью, Глафирой Ильиничной, урожденной Котоминой, относится ко времени того шестимесячного отпуска, который он получил после Артура. Познакомились они в имении одного ее старшего родственника, с которым был знаком Н. И. Кочетов, проводивший у него часть своего отпуска. Ей был тогда двадцать один год. Высшего образования она не получила, окончила женскую гимназию в Петербурге. Характер у нее был пытливый, была она эмоциональным, внимательным к людям и очень добрым человеком.
Несомненно, молодой, красивый военный доктор, только что вернувшийся из Порт-Артура, легко смог возбудить в ней интерес к себе. С большой теплотой пишет она в своих воспоминаниях об этом времени взаимного сближения. „Хорошая и светлая была жизнь, чистая, прекрасная любовь зарождалась у нас под внешний аккомпанемент революционных раскатов, под выстрелы и разгоны демонстраций и бесконечные споры и разговоры о всех событиях. Что у нас все было по-особенному, по-нашему (подчеркнуто ею. – А. В.) – это была великая истина, и, хотя и говорили, что это идет всегда и у всех одинаково, нет – я твердо знаю, что у нас было особенно: чисто, хорошо, светло и глубоко, и что этот период лег крепкой основой для всей нашей будущей совместной жизни, был тем основательным фундаментом, на котором мы сумели и смогли построить нашу счастливую жизнь“. После одного общего разговора, касавшегося тех требований, которые могут супруги предъявлять друг к другу, она написала ему письмо, в котором „предложила ему вести себя взаимно так, чтобы каждый из нас всегда с гордостью мог сказать: он мой муж, или она – моя жена“. И еще была договоренность о том, что супружеские отношения и интересы семьи никогда не должны противоречить интересам работы. Насколько мне позволяют судить мои личные представления о взаимоотношениях моих родителей, эти принципы в их долгой совместной жизни никогда не нарушались, и моя мать всегда была верным другом и помощником отца. Венчание состоялось 9 апреля (ст. ст.) 1906 г. в церкви 3-й гимназии. После свадьбы молодые уехали в Киев.
Уже находясь в отставке, отец, по состоянию здоровья (порок сердца после перенесенного острого суставного ревматизма) не подлежавший призыву на военную службу, дважды добровольцем принимал участие в оказании помощи раненым во время военных действий: сначала в I Балканской войне (09.10.1912–30.05.1913 гг.) в качестве хирурга госпиталя Красного Креста, а затем и в войне с Германией, когда некоторое время возглавлял краснокрестовский госпиталь. Об оказании отцом рентгенологической помощи в этот период мне ничего не известно.
Зато я хорошо знаю, чем были для моего отца двадцать лет, отданные им работе на „островке“. Надо было делать самому все. Готовить из деревенских девушек медицинских сестер всех специальностей для больницы, амбулатории и аптеки (одна из них в июле 1910 г. под присмотром отца „принимала“ и меня: это был ее первый шаг в акушерской практике). Оказывать хирургическую помощь во всех ее бесконечно разнообразных формах: от удаления аппендикса до ампутации конечностей и трепанации черепа. Обучать изготовлению лекарств в аптеке и принимать срочные меры при вспышках опасных инфекций в обширном районе, обслуживаемом больницей. Добиваться соблюдения требований гигиены в деревенских школах. Вести амбулаторный прием и умело распоряжаться скудными финансами…
Чтобы попытаться представить себе все это, необходимо читать Антона Павловича Чехова и Виктора Викторовича Вересаева. От Новой Ладоги и почти до Новгорода не было человека, который бы не знал лично или не слыхал о „докторе Николае Ивановиче“, часто даже не имея представления о его фамилии. Многие лечились у него сами, у кого-то он спасал от смерти родителей и дедов, „принимал“ и боролся за жизнь детей или внуков. Это был поистине „земский врач“, как оценил его С. А. Рейнберг, притом в самом высоком значении этого слова…
В одном из его новаторских начинаний – в создании и работе в условиях деревенской больницы рентгеновского кабинета – мне самому посчастливилось принимать активное участие в четырнадцатилетнем возрасте.
До недавнего времени мне казалось, что аппаратура, стоявшая в кабинете, была произведена на „Буревестнике“. Однако, ознакомившись с литературой по истории этого завода, я узнал, что в 1923 г. он еще не производил рентгеновское оборудование. Значит, эта аппаратура была изготовлена одним из заводов на Западе. Огромную помощь
