Полин? —хрипло и зло рассмеялся Макар, притягивая меня за талию к себе. Он уже не стоял на коленях, а сидел на полу, а я на нём. И юбка платья задралась. И я сама… — Полин, вокруг пепелище… Я уже всё сломал. Чего бояться?
— Боли…
Его ладони на моей пояснице замерли, а у меня от прикосновений пламя поднималось всё выше, задерживалось в груди, чтобы горячим дыханием проходиться по губам мужа. И от этого он только сильнее и острее ощущал близость бездны, куда нас тянуло сейчас со страшной силой.
Его поцелуй. Слишком жёсткий. Язык, что насильно проникает ко мне в рот, гладит, порхает. И я действительно не хочу, чтобы это прекратилось, но и позволить себе слабость не могу. Макар грубым движением положил ладонь мне на шею, чтобы я не смогла отдалиться. И этот граничащий с болью поцелуй медленно сжигал меня изнутри.
Слова на выдохе:
— Это последнее, что я боюсь попросить у тебя, Полин…
…
Глава 35
— Не проси… — шепчу я, уже жалея, что вообще приехала в этот дом. — Забирай так.
Слова как спусковой механизм для Макара. Его ладони оказываются везде. Он обнимает меня так сильно, что жарко не только внутри, но и снаружи. И мне кажется, он тоже горит, поэтому я нервными пальцами расстёгиваю пуговицы рубашки у него на груди и кладу ладони на его шею, спускаюсь ниже. Поцелуи теряют границы, и Макар вынуждает меня запрокинуть голову, чтобы губами ласкать ключицы в вырезе платья.
Ладони скользят по моим ногам, намеренно сдавливая в чувствительных точках: щиколотки, колени, бёдра. Когда до края платья остаётся совсем чуть-чуть, я отдаляюсь и прижимаю ладони Макара.
— Не надо, — прошу я не трогать платье. — Не…
— Что не надо, Полин? — хрипло дышит Макар, и его зрачки пульсируют в такт тяжёлому и рваному дыханию. — Платье с тебя снимать?
Я отвожу глаза и сползаю с его коленей. Руками цепляюсь за стол и встаю. Макар следом за мной, но и шага не даёт сделать, прижимает собой к столешнице, вынуждая меня упереться в неё задницей. Коленом раздвигает мои ноги, вставая между.
— Что не надо, Полин? Ответь. Хоть сейчас ответь. Сейчас нечего терять. Уже всё потеряно. Чего ты боялась?
Я не хочу отвечать. Я вообще не хочу об этом говорить и спускаюсь взглядом ниже. Кадык дёргается, словно Макар сглатывает тугой ком, и мне это внезапно так нравится, что я тянусь сама. Провожу языком от яремной впадины выше и прикусываю кожу. Пальцы путаются в моих волосах, и Макар сжимает их. Больно и упоительно сладко. Так, что от этого его движения всё внутри сворачивается клубком, и мой то ли стон, то ли хрип срывается с губ.
Макар жёстко проходится щетинной мне по шее, и у меня во рту всю пересыхает. Как будто жидкого огня хлебнула или попробовала кайенского перца. А когда его ладонь медленно скользит мне по бедру, задирая платье, я даже не могу противиться, потому что вслед за его прикосновение растекается обжигающее тепло, которое искрами кусает оголённую кожу.
Я цепляюсь пальцами в плечи Макара. Судорожно выдыхаю и шепчу:
— Не надо, не делай так… — губы пламенеют от его острых поцелуев, и я едва шевелю ими. Прикрываю глаза, чтобы вспышки темноты под веками испугались его голоса.
— Как? — платье резко оказывается смято у меня на талии, и проворные пальцы ласкают невесомыми движениями внутреннюю сторону бедра. Я пытаюсь сдвинуть ноги, но между ними вклинился Макар и волен делать, что ему заблагорассудится. — Не надо. Не бойся…
— Я никогда тебя не боялась…
Его ладонь балансирует в опасной близости от моего нижнего белья. Я вся сжимаюсь как перед чем-то ужасным, как перед хлёстким ударом, как перед потоком стыда… Макар останавливается.
— Тогда что, Полин… Сейчас-то хоть будь честна хотя бы с собой.
Желание слетает с меня шелухой, и на его место приходит осознание постыдных действий, моего вида. Я давлюсь горячим пламенем, которое подарил мне Макар вперемешку со слезами. И выдавливаю:
— Мне стыдно…
Макар отстраняется резко, и мне сразу становится холодно, пусто, одиноко. Он не даёт мне одёрнуть платье. Ловит мои запястья своей рукой и сжимает. Он опускает наши руки между нами и возвращается, прижимаясь ко мне. И шёпот на ухо. От дыхания Макара, горячего, мурашки бегут по телу.
— Нет стыда между людьми, которые вместе столько лет. Но ты молчала все эти годы, и не знала, как сильно я боготворю тебя…
Он проводит ладонью по бедру и задевает нижнее бельё с краю, оттягивает его, приспуская.
— Не знала, как я восхищаюсь тобой… Как готов целовать, облизывать каждый сантиметр твоего тела. Как с ума схожу от твоего запаха.
Он поднимает ладонь и облизывает два пальца. Я жмурю глаза, потому что подозреваю, что сейчас будет, и то, что вижу в своём воображении, подстёгивает сбежавшее желание.
— Смотри, Полин…
Я раскрываю глаза и неотрывно наблюдаю, как Макар опускает руку между нами, и резинка моего белья натягивается под его ладонью, а пальцы соскальзывают ниже… Одно длинное движение вниз, раскрывающее меня, и низ живота простреливает искра огня. А теперь пальцы скользят наверх, размазывая влагу по складкам, и я пытаюсь свести ноги…
— Смотри… — шепчет Макар и убирает руку у меня из трусиков. Поднимает и касается кончиками пальцев своих губ. Я ошарашенно замираю, смотрю, как его язык скользит по пальцам… — Ничего не стыдно, Полин, когда это нравится…
Слова больно жгутся, потому что я понимаю, о чём говорит Макар, и либо я сейчас перешагну и сломаю свои границы, либо он уверится, что был насильником…
И я несмело тянусь к его руке своей дрожащей. Цепляюсь пальцами. Он расслабляет запястье, позволяя сделать мне то, что я хочу. Я облизываю его пальцы. Медленно. Нерешительно. От смеси стыда и возбуждения во рту слишком вязкая слюна, и когда Макар чуть сильнее надавливает мне на губы…
— Я… — туго сглатывает Макар. — Я хочу тебя всю. Не отталкивай…
Он убирает пальцы от моих губ и ведёт влажную дорожку прикосновений по моей шее,
